Β. И вот он спрашивает его: вы столько раз играли роль гомосексуала, никогда не было соблазна им стать?
Γ. Ха-ха-ха.
Β. Вот вопросик, согласись?
Α1. Вы уже вернулись. Что случилось с соблазнительной балеринкой?
Β. Еще один повержен в прах, брат. Говорила мама, хорошие девочки по барам не шастают. А твоя старушка как поживает?
Α1. Да никак. Теперь все пропало и остается одно — как следует повеселиться. Веселье, собственно, я и принес.
Γ. Это водка?
Α1. Да.
Β. М-м-м, водочка. Стой, а самка гремучей змеи? Ты отлыниваешь от долга, я не понял?
Α1. Отстань от меня. Будем?
Β. Эх, у каждой красивой женщины обязательно есть парень, которого от нее тошнит. Будем, конечно, и пить будем, и гулять будем, а смерть придет — будем помирать.
Γ. Будем.
Β. Ох, хорошо пошла.
Α1. Друзья, скажите мне, пожалуйста, что им нужно? Что нужно женщинам от нас? Чего они хотят? Я сделал бы все.
Β. Непонятно только, чем они заслужили сие раболепие.
Α1. Может, они намеренно раздувают пламя, дабы закалить нас? Сотрясают бытие, бессознательно выбранное нами. Мною. Эту беспрерывную цепочку одноликих дней. Бессрочную рутину. Без изменений. Без нее.
Β. И гравировка на могильной плите гласила: товарищи, а вы не верили, что я таю. Ваш слизняк.
Α1. Я достигну небосвода и соберу в ладони дождь. Без нее. Я заблужусь в дремучей чащобе и отыщу бережно сокрытый листвою родник. Без нее. Она ввек не узнает о моих свершениях.
Β. Ей простительно, она ведь настоящая тупица.
Α1. Осиротелый мореход, погрязший в океане, я буду неспешно увядать, пока в конце концов не скончаюсь. Без нее.
Β. Смерть — это ужасно пошло, брат. Позволь умереть обывателю, а сам терпи.
Α1. Ладно, я, кажется, все. Еще по пиву? Или водки?
Β. Лучше пива.
Γ. Солидарен.
Α1. Слушайте, я же вам недорассказал об исусике из Бласфемии.
Β. О-о-о, вот это песня-я-я!
Γ. Погнали!