[Текст произведения «Идеальное место для убийства‎»]

Моя прогулка подходила к концу, я свернул на кладбище, чтобы, пройдя его насквозь, выйти на железнодорожную насыпь, которая и являлась моим домом. Сумерки надвигались, и я торопился, ибо кладбище, вначале широкое и просторное, к концу сужалось и сплеталось в кружевной пляшущий лабиринт, выход из которого доступен лишь зрячему. Итак, я вошёл через провисшие на снежном ветру ворота — безлюдное заснеженное поле окружало меня со всех сторон. На воротах висел плакат: «Содержимое могил. Способ хранения и использования». Я зевнул и двинулся вперёд изящным спотыкающимся шагом, при котором моя голова моталась на груди, словно наполненный мясом карман. Шапка упала. Я остановился, поднял её, отряхнул и закопал поглубже в снег, чтоб потом найти её весной, во время кладбищенского ледохода. И тут я услышал позади шаги. Я ещё не прошёл и одной трети пути, позади меня простиралась снежная пустыня, никого даже не было на горизонте, когда я вошёл, как же он оказался?!. . Шаги были быстрые, лёгкие, пружинистые и торопливые. Он нагонял меня, а я шёл не торопясь, весь в напряжении, боясь ускорить шаг, дабы не выдать... не знаю что. А ведь, подумал я, это кладбище — идеальное место для убийства, здесь убивают и не находят веками, это — великая традиция наших дедов и отцов! Мы прошли уже половину пути. Кладбище сузилось, и тут он замедлил шаги, уже хрустящие в метре от моих ушей, и занял некую дистанцию за моей затёкшей спиной. Хоть бы это была женщина, заблудившаяся среди могил. Она, наверное, боится подойти ближе из-за своих женских неприличий, и в то же время ей страшно тут одной. Она, видимо, боится красной луны, встающей из-за горизонта, — так успокаивал я себя, и тут он в ярости топнул ногой о гроб, наполовину пустой, и это сразу же убедило меня в том, что он — это Он, а не Она, ибо женщины никогда не топают ногами о гробы, тем более наполненные лишь наполовину. Начинался лабиринт. О да, думал я, — он не глуп, на открытой равнине он не стал убивать, — он убьёт меня там, в лабиринте, ибо ночь близка. И мне стало больно, и я вступил в лабиринт. Он был узкий и высокий, ширина его точно соответствовала размеру моей шубы, и я, не замечая того, подхваченный потоком, круто увеличил скорость («словно блин в масле» — снова и снова пульсировало в моём усталом и продрогшем мозгу) и, уже не слыша шагов за спиной, вылетел за пределы кладбища.

Взлетев вверх на железнодорожную насыпь, я наконец обернулся — лабиринт был пуст. Неужели никого и не было? Эта мысль наполнила мой нагрудный карман кислым ужасом. Но нет! На горизонте исчезала чёрной звёздочкой фигурка моего убийцы-неудачника, и я торжествующе захохотал, затем, с протяжным глухим стоном рванулся из тела, и, широко расставляя ноги, с радостным воем побежал за ним, пока он не покинул пределы кладбища, помчался, со свистом рассекая морозный воздух кривым дамасским кинжалом, и НАСТИГ ЕГО.