— Ты теперь тоже враг народа?

— Как можно просто дальше жить и делать вид,
как будто это тебя не касается?

Сейчас другое поколение Z.

Каждый из нас мог сделать больше.

«Пожалуйста, притихни!»

Я знаю, что я лично мог сделать больше.

У меня больше нет друзей.

Да, и я сделал это с гордостью!

(музыкальная заставка)

— (Дудь) Авиасейлс — мои кореша с авиабилетами.

Наше интервью четыре с половиной
года назад заканчивалось вопросом:

«Оказавшись перед Путиным, что ты ему скажешь?»
Оказавшись перед Путиным, что ты ему скажешь?

— Спасибо за то, что уронили Запад.

Всё. (смеясь)

— (Дудь) Много изменилось
за четыре с половиной года.

— Очень.

— Что изменилось?

— Э-э… Ну, я больше не строю из себя долбоеба.

Понимаешь? (смеется)

Эщкере!

Эщкере.

Эщкере. Теперь эщкере!

Да, конечно. Эщкере!

Я больше…
Ну то есть, включил свою голову настоящую.

Я меньше прикрываюсь образом,
стараюсь думать как-то.

То есть, когда мы с тобой встретились
четыре с половиной года назад,

я был очень таким, знаешь,
закрытым человеком, заложником своего образа.

Я действительно в него верил. То есть,
мне потом казалось почему-то, знаешь, там, что…

Помнишь даже,
мы с тобой на GQ тогда общались после премии.

Мне казалось то,
что ты на меня как-то огорчился или обиделся,

потому что, ну, вот реально казалось,
почему-то у меня было такое ощущение, что…

Ну, там, знаешь, с момента, когда я там побрился
и стал нести какую-то другую повестку,
у всех людей, в том числе и у тебя,
кто со мной общался до этого,

могло возникнуть такое ощущение, как будто я,
знаешь, там что-то обманул или что-то такое,

знаешь, там, ну, как-то поиздевался вот так.

Ну то есть, как будто я себя вел, как Слава КПСС.

Понял? В таком духе.
— Ага.

— Вот, но на самом деле это не так.
Я реально просто верил в это.

То есть, реально просто,
блядь, помешанный какой-то был.

И мне прям через кризис пришлось пройти,
чтоб от этого освободиться.

Поэтому да, поменялось очень многое.

Я стараюсь быть собой, настоящим,
таким, какой я есть внутри.

Потому что и тогда я, на самом деле,
не был совсем каким-то потерянным долбоебом,

но определенно был намного глупее.

И ко многим вещам, в том числе и к Путину,
я относился исключительно

как к каким-то мемам с точки зрения
моей психической самозащиты.

То есть, я сам себя так защищал,

как, в принципе, очень большое количество
народа в России себя защищает,

ну, среди молодежи и всё такое.

Они не хотят серьезно думать,
кто такие Путин, Лавров, там еще кто-то.

Они такие: «А это мем, ха-ха! Коры», — вот так.

— Слушай, но ты же понимаешь,
что никаких обид тогда не было?

Наоборот же.
— Да, конечно.

Наоборот тогда же цель того выпуска
была показать людям, которые постарше,

что собой представляют вот текущие
кумиры у совсем юных чуваков.

— Да-да-да.

— И большой фидбек тогда был относительно того,
что: «Блин, да он не такой уж и страшный».

— Ну да. Не знаю, думали,
что я там сейчас начну колоться, наверное, там,

как Джи-Джи Аллин, разобью себе,
блядь, бутылку, насру там, не знаю.

(смеясь) Может быть, так думали.

А я такой пришел, ну,
просто нарассказывал там половину правды,

половину хуйни какой-то, если честно, не суть.

(рок-н-рольная музыка)

— (Дудь) Мы в Брюсселе.

За моей спиной Гран-Плас
— одна из самых красивых площадей Европы.

Я бывал здесь раньше,
но путеводитель читал не очень внимательно

и поэтому не знал,
что многие здания на этой площади

были построены различными богатыми гильдиями
— что-то среднее между корпорацией и профсоюзом.

И символизируют эти здания
разные профессии и ремесла.

Вот это с гусем — дом мясников.

А вот это — дом пивоваров.


И музей бельгийского пива как раз внутри.

Про смысл отдельных деталей
можно только догадываться.

Но выглядит это всё
в любом случае очень эффектно!

Вот это — дом пекарей.

Вот это смазчиков, была такая профессия раньше.

Это дом плотников, лучников,
лодочников и галантерейщиков.

Че мы сюда приехали?

Приехали мы сюда поговорить про профессии,

потому что это рекламная интеграция
про сервис Профи,

где можно найти классного специалиста
почти под любую задачу.

Мы уже несколько раз пользовались Профи:

чинили с сантехником кран,
брали тренировки по воркауту,

разбирали с репетитором
по русскому ошибки в речи.

Сейчас здесь доступно более
двух миллионов профессионалов.

Среди них много тех,
кто оказывает свои услуги дистанционно:

репетиторы готовят к экзаменам,
бухгалтеры дают консультации по налогам,

юристы — по составлению документов.

И еще большое количество специалистов,

которые могут быть полезны
на расстоянии и не только.

С помощью Профи можно найти
специалистов более чем 900 видов услуг.

Искать профи,
который нужен именно вам, легко и быстро.

Описывайте задачу,
указывайте комфортный ценовой диапазон.

Изучайте отклики и выбирайте того,
кто вам подходит,

ориентируясь на отзывы и рейтинг.

Но а если вы сами профессионал,

то с помощью Профи удобно
находить новых клиентов и получать заказы.

Для специалистов здесь есть
отдельное приложение.

Все подробности по ссылке в описании.

Переходим и пользуемся Профи.

Про изменения, которые произошли,
мы чуть-чуть позже поговорим.

А начнем с актуального.

Как появился твой пост про войну,

в котором ты сказал,
что в Россию больше не вернешься?

— (Иван) С момента начала войны мне было очень тяжело.

И я прошел через многие стадии.

Была и стадия отрицания, и стадия того, что…

Как бы вот эта сейчас
повсеместная глупость людей про то,

знаешь, как идет очевидно
полный треш, убивают людей,

и у каких-то там наших деятелей есть еще…

…вернее нет, наоборот, мозгов.

И они идут в Инстаграм
и пишут про русофобию первым делом.

То есть, вообще, в принципе,
сейчас это какое-то неблагодарное дело.

Но уж, если уж ты это делаешь,
ладно, ну дурак ты, как бы похуй,

ты скажи сперва о том, что происходит изначально,

что катализатор русофобии в данный момент.

Вот, и через эту стадию я тоже прошел.

Просто у меня хватает мозгов как бы, ну,
не знаю, не транслировать всё там в первые дни,

что у меня творится в голове.

Потому что, ну, психика работает по-разному.

То есть, ну, я не могу сказать, что, знаешь, там…

Ну, я не могу отменить тот факт, что я русский.

То есть, я не горжусь этим, но я не могу отменить.

Я не горжусь тем, что я русский,
но я и не стыжусь глобально.

В данный момент мне стыдно
за действие всех граждан России,

в том числе и меня,

за то, что происходит сейчас, за то,
что каждый из нас мог сделать больше.

И я знаю, что я лично мог сделать больше.

Но глобально я вообще не считаю,
что нация — это что-то значит.

Потому что это как гордиться тем,
что мой папа — это мой папа.

Но блядь, ты ничего для этого не сделал.

Гордиться надо, я считаю вот тем, что ты сам сделал,

и то, очень так осторожно, потому гордыня — это грех.

Разумеется, у меня были разные
какие-то моменты, то есть я-то понимаю всё.

Я такой как бы, ну, знаешь, первые дни
тоже об этом думал и возмущался что-то там.

Но я это делал всё про себя,
в разговорах каких-то личных.

Там типа: «Ну да, война, ну да,
там Путин начал всё,

ну да, там наша армия, там какая-то огромная часть
нашего народа это поддерживает и всё такое».

Но как бы, блядь, типа: «Судите их! А я-то
как бы вообще всегда против всей этой хуйни был».

«Как бы, за что я-то сейчас страдаю?»

И у меня реально ушло несколько дней на то,
чтобы просто понять,

что я страдаю сейчас именно из-за моих граждан,


из-за нашего государства,
из-за нашего президента,

а не, блядь, из-за того,
что Европа на меня накладывает санкции.

Не говоря уже о том,
что это всё — такая, блядь, просто мелочь

по сравнению с тем,
что сейчас происходит с украинцами.

— Ты понимал, что этим постом ты,
ну, натурально отрезаешь…

…и формулировками, и тоном
ты отрезаешь себе дорогу домой?

— Да, и я сделал это с гордостью!

Просто я счастлив.

Я был счастлив от этого поста, и я сейчас счастлив.

И буду счастлив, пока я буду дышать.

— (Дудь) А объясни, почему?

— Потому что

я дал самому себе в первую очередь понять,
что я человек,

что я не могу жить, ничего не сказав об этом.

Что я не могу, блядь, просто взять и выложить:
«Смотрите, у меня новый трек!»

— ничего не сказав об этом.

Что я не могу выложить фотографию,
не могу ничего выложить, не упомянув эту тему.

Мягко сказать тему. Это война, блядь!

Я не знаю, ну, просто как можно такие вещи видеть
и о них просто молчать?

Или говорить о них какую-то ложь.

— Ты сказал, что ты разочарован тем,
что люди, с которыми ты рядом жил,

с которыми ходил в один магазин,
это поддерживают.

Это какие-то конкретные люди,
какие-то конкретные примеры?

— Ну да, люди,
которых я считал своими лучшими друзьями,

поддерживают это,
и они больше не мои лучшие друзья.

У меня больше нет друзей.

— О ком речь, о тех двух пацанах из Уфы,
про которых ты часто говорил?

— Да.

— Они поддерживают?!
— Да.

— Какие у них аргументы?

(сильный выдох)

— Бля, если честно, я просто с их аргументов, ну…

Мне стыдно. Реально, мне стыдно
просто даже говорить, но я скажу.

У одного аргументы как бы еще более или менее
ватные в каких-то границах.

«А ты видел, как там флаг топчут советский?»

«А ты видел, как там каких-то ветеранов
там что-то где-то бьют?» — в Украине якобы.

«Вот, а ты видел, как там…?»

Короче: «Где вы были эти 8 лет?» — вот это всё.

— Так, окей.
— Да, в таком духе.

Там Дон… Домбасс через «м» называют его
многие, блядь, российские звезды в том числе.

«Нацисты» — вот, это одна позиция.

Ну я как бы…

Да, блядь, мне нечего сказать.
Ну я просто там что-то попытался, да и хуй забил, всё.

А второй человек, ну, там вообще
какие-то ужасные вещи просто говорил.

Ну тоже в духе, я не знаю,
мы с ним обсуждали просто какую-то экономику,

там, еще что-то помимо того, что война как бы.

То есть, он занимают такую позицию тупую, блядь,

что сейчас экономика вся западная ушла,
сейчас русский новый, блядь, Макдональдс,

KFC, Инстаграм, блядь — всё воспрянет,
и мы здесь вообще станем миллионерами!

И я сказал: «Ну, во-первых, это хуйня.
Ты экономику вообще не знаешь, дружок.

А во-вторых, я-то ее не знаю, но, блядь,
хотя бы пару подкастов послушай каких-то,

не знаю, там адекватных
и уже что-то примерно будешь понимать.

Каких-то людей, которые этим занимаются,
разбираются в этом и всё такое,

а не вот эти, не знаю, мемы ВКонтакте,
блядь, или что там?» (смеется)

Вот, и, во-вторых, я сказал: «Даже,
если бы это было так, то есть ты считаешь,

это нормально — ценой жизни
мирных граждан и людей?»

И он мне сказал: «Куда деваться? Такова цена».

— Твоя цитата.

«Кого стоит винить еще? Меня, всю интеллигенцию,
все голоса поколений, всех музыкантов за то,

что каждый из нас был недостаточно смелым,
за то, что мы могли сделать больше,

но побоялись или поленились,

за то, что осознали реальность слишком поздно».

Чье молчание музыкантов или просто
известных людей огорчает тебя больше всего?

— Я не знаю, всех.

Ну то есть, блядь, все известные люди,
которые молчат сейчас,

у меня вызывают огорчение.

И еще больше огорчения
у меня вызывают только два типа людей,

как в песне белорусского артиста. (смеется)

Вот, первый тип людей
— это коты Леопольды, мы их называем.

Вот эта хуйня в духе: «Лишь бы не было войны».

«Ох, лишь бы не было войны! Война — это плохо».

«Но кто виноват, блядь, об этом мы говорить
не будем. Лишь бы не было войны».

«Ребята, это ужасно! Давайте жить дружно».

«Давайте не будем срать друг друга в комментах»,
— вот это всё.

«Давайте не будем русофобами». Блядь, типа…

И второе — это, ну, те,
кто высказываются откровенно за,

с буквой «Z» — вот таких людей.

— Ты был не участником,
а гостем концерта «Я буду петь свою музыку»,

когда рэперы поддерживали Хаски.
— Угу.

— Выступали там: Noize MC, Oxxxymiron и Вася Баста.

— Угу.

— То, что Баста не сказал ни слова, тебя удивило?

— Нет.

Ну мы же прекрасно знаем,
какой Баста человек, артист. Он…

— Он хороший человек.

— Я не знаю его лично.
— (Дудь) А-а.

— Это во-первых. Я не знаю, хороший он или плохой,

но я знаю, что у него, очевидно,
позиция двух стульев.

Он: и нашим, и вашим. Как бы он для себя.

Для себя лично.

Он не для вас, и не для вас, и не для вас — он для себя.

Для себя и для своей семьи.
Очень русский подход, на самом деле.

И очень грамотный бизнес.

Потому что с точки зрения бизнеса…

Даже какое-то слепое поддерживание
тоталитарного режима в России

— это, может быть, не самое грамотное.

Не говоря уже о том, когда артист двигается,
как я, к примеру, да, или как Мирон.

А у Басты самое грамотное: я и тут и там, всё классно.

— Важный вопрос.

Можно ли обвинять человека в том,
что он боится высказаться, например?

В данной конкретной ситуации.

(выдох)

— Ну это, действительно, сложный вопрос,
потому что я вообще не склонен судить людей,

исходя из того, в ком есть смелость, а в ком нет.

Но я, как человек, который считает,

что без единичной какой-то смелости
в людях ничего не может произойти.

В плане коллктивной смелости, наверное,

я склонен обвинять любое малодушие,
по крайней мере сейчас.

Ну то есть, есть масса каких-то вещей,

на которые еще как-то можно, в целом,
посмотреть, ну, там неоднобоко.

Ну то есть, там, условно говоря,
я еще хоть как-то, и то, очень с большой натяжкой,

но могу понять какую-то позицию людей,
которые в духе там говорят:

«Ну что я буду там за Навального вступаться,
я там не его сторонник», — или что-то еще такое.

Но здесь… Ну, я просто не знаю.

Здесь просто, мне кажется, не может быть
вот этого вот черного и белого, блядь.

Здесь есть вот просто ситуация,
которая абсолютно черная.

И как бы, если ты медийная личность,
по крайней мере, да, там большая,

я не понимаю, как можно вот просто дальше жить
и делать вид, как будто это тебя не касается.

Когда ты гражданин, когда ты налогоплательщик,
когда ты живешь, если в России,

(шепотом) блядь,

когда ты зарабатывал с Украины, к примеру,
еще тем более концерты там давал,

видел этих людей, блядь, ты видел их глаза,

тебя принимали там какие-то люди,
водили тебя по каким-то местам,

кормили там где-то тебя — я не знаю.

Понятное дело, что страх есть у всех,
но страх — это то, что лишает нас жизни.

Мне кажется.

(музыкальная заставка)

— Мы в Греции.

Почему ты уехал сюда?

— Я уехал неокончательно:
я здесь нахожусь временно.

И сейчас, грубо говоря,
там со дня на день я меняю место локации, пока что,

по своим личным причинам, визовым, каким-то еще.

Почему я уехал сюда? Во-первых,
потому что здесь… сюда можно уехать.

(смеясь) Ну как бы открыты границы,
официально можно уехать.

Сдаешь ПЦР-тест.

Спутник там работает полгода здесь и всё такое.

Мне здесь очень понравилось,

когда я здесь был в первый раз,
год назад приезжал я.

И за это время я здесь 4-й или 5-й раз.

Здесь красивые закаты, красивая луна,
здесь вкусно пахнет, здесь классный климат,

кроме лета, но на него можно уезжать,
если ты здесь живешь, потому жарко очень летом.

Здесь отличное отношение к детям, к животным.

Люди в целом нормальные, адекватные.

То есть, вкусно здесь. Не знаю.

Здесь уютно, ты как будто на даче у бабушки.

— В середине марта ты сказал,
что больше не вернешься в Россию.

Расскажи, как зрело это решение.

— О-о…

Решение зрело, на самом деле, с самого детства,
по крайней мере, как минимум со старших классов.

Я когда еще жил в Уфе, учился в 8-м классе,

у меня были очень большие такие,
знаешь, амбиции внутренние:

когда-нибудь вырваться и просто,
как угодно, хоть нелегалом,

хоть на пароходе съебаться вот там
в Лос-Анджелес куда-нибудь.

Мне казалось,
что это какое-то суперклассное место,

что там культура, рэп,
там всё, что короче я люблю,

что там солнце, что там климат, классный океан.

А здесь в Уфе как бы я просто
в какой-то живу погибели,

не говоря уже о материальных
каких-то вещах и ценностях.

Вот, потом как-то, ну, у меня были разные периоды.

Весь интернет, в принципе, знает о том,
что я был там когда-то и праворадикалом,

когда был подростком,
то есть и всякие разные моменты были у меня,

разные взгляды.

То есть, есть видео смешное,

где я сижу со своими лучшими
на тот момент друзьями и обсуждаю.

В 16 лет мы в первый раз
или второй в жизни пили водку.

Вот, и я обсуждаю как бы и говорю:
«Пацаны, там типа, блядь, надо вот жить в Уфе».

Там у меня кореш говорит:
«Я хочу домик в Карелии когда-нибудь».

Я говорю: «Это всё хорошо,
но жить надо в Уфе, на нашем районе, блядь».

Типа вот такой, настолько патриотизм. Понял?

А потом, когда начал заниматься рэпом и всё такое,

я как-то стал смотреть более приземленно
вообще на всё, в принципе.

И как-то сфокусировался больше на музыке,
на том, чтобы вытащить себя из говна,

хотя бы материально для начала.

То есть, безусловно это была
первая и главная мотивация:

просто не потеряться на тот момент,
потому что школа закончилась,

и че делать не знаю.

Вот, и просто вытащить себя
и семью из говна материально.

Вот, и я как-то просто поставил целью,
когда в Питере побывал — в Питер сперва переехать.

Потом уже — в Москву.

Но короче в Москве я очень быстро
снова стал задумываться о том…

Когда вот уже был там успех первый,
наше с тобой интервью,

«Бургер», там «Я роняю Запад»,
Baby — вот это всё,

я начал задумываться о том, что,
блядь, типа мне плохо в Москве.

То есть, мне тяжело. То есть,
первый год очень тяжело было.

Первая вот осень, когда всё-всё навалилось там/

И отношения там какие-то очень серьезные
тоже с известной девушкой? и там туда-сюда короче.

Ну очень много всего. И мне было очень тяжело.

И я стал снова думать о том, что Москва
— это скорее перевалочный такой пункт,

типа, блядь, это какой-то Мордор,
отсюда надо типа съебывать.

Вот,

и по итогу… По итогу, я…

…как-то успокоился.

То есть, ну, я такой: «А че, зачем, в конечном счете?»

То есть, мне всё нравится. Я там…

…русский, я люблю Россию, я пою на русском.

То есть, там, ну, ту Россию,
которую я вижу в себе и в моих единомышленниках.

Об этом мы сейчас поговорим позже, я думаю, вот.

Мне нравится в Москве, потому что здесь удобно,
здесь вкусно — я люблю пожрать и всё такое (смеясь).

И как-то вот это всё меня затянуло:

какой-то вот этот конформизм, какое-то удобство.

И я вот вплоть до конца того года
с переменным успехом я думал о том, чтоб уехать,

время от времени, вот так, знаешь, наплывами.

То есть, я вот… Что-то происходит,
что-то происходит, вот к примеру,

когда «Пути неисповедимы» я выпустил,

я такой типа, ну, всё там,
грубо говоря, был в настроении,

что я там на войну пошел как будто.

И я такой, блядь, ну, типа,
вот как инстинкт самомохранения толкает:

«Надо это куда-то… Надо куда-то уехать
или хотя бы подготовить запасной вариант,

фронт какой-то, пути отхода какие-то».

Если уж ты типа воюешь с кем-то, всё: надо уехать.

Потом снова как бы, всё,
ничего не происходит — «как бы похуй…».

Вот, то же самое, к примеру, в том году,
когда я Навального поддержал,

тоже опять паника была пиздец.

Ну то есть, там надо уехать,
опять что там будет сейчас непонятно.

«Там экстремизм не экстремизм, что там пришьют?»

Потом как-то вроде ничего не происходит
— как-то чуть-чуть успокоился.

Но потом всё-таки в конечном счете
меня это всё настолько доконало,

то есть, ну, все вот эти проблемы с концертами.

То есть, я не говорю даже про общую
ситуацию в стране и про вот это всё,

про наш народ, про то, что у него в голове сейчас.

Даже просто про мою жизнь, про мою карьеру.

Я просто настолько уже стал уставать от того,
что меня как бы душат постоянно в регионах.

У меня последней каплей стало вот,
когда начались разговоры про войну с Украиной.

Я тогда подумал, что, ну, просто это уже пиздец.

То есть, просто разговоры даже вот там
на Медузе, еще где-то я стал читать.

Просто говорю: «Блядь, нет».

Ну, как бы такого я уже не могу, блядь, вытерпеть.

И я просто с первых там… Ну, грубо говоря, с ноября
по декабрь я что-то как-то еще так не верил в это.

Потом, когда месяц прошел,
всё говорят и говорят, говорят и говорят.

На меня это стало так давить-давить-давить.

Я думаю: «Блядь, что-то мне это
не нравится, и я не готов жить в стране,

которая, блядь, воюет с Украиной».

И стал потихоньку уже смотреть
мысль какую-то, чтоб хотя бы,

даже если продолжать как-то,
ну, вот петь на русском,

работать там в России, пытаться,

то хотя бы как-то себя изолировать на постоянное
место жительства в другую страну, вот.

— И ты уехал в конце декабря?

— Я уехал в конце декабря и на две недели
возвращался вот в этом году еще до войны.

И то есть, я уехал 23-го декабря,
вернулся 26-го января — месяц меня не было.

Две недели я побыл, и 7-го февраля,
за три недели до войны,

получается, ну за две даже я уехал.

— Ты сказал, что тебя заколебало, как тебя душили.

Как тебя душили?

— Ну, вот классический пример
просто моего осеннего тура, вернее его попытки.

Вот как они это делают:

звонят из каких-то органов,
там ФСБ, еще что-то, еще что-то.

Звонят на площадку или организаторам.

Или даже, ну, там в Москве это было,
какие-то, условно говоря,

люди там из Администрации президента
встречаются, звонят, и начинается.

— На площадку? Или тебе?
— Площадку или организаторам.

Мне — нет. Я называю это трусостью.

То есть, ну, это, наверное, трусы. То есть,
не знаю, скажите мне че-нибудь.

То есть, ну, придите, мне скажите конкретно что-то,
как-то дотянитесь до нас.

У нас что-то узнайте, нам что-то скажите.

Нет, они звонят площадке, именно звонят,

то есть они не пишут официальных бумаг
— ничего такого.

Именно звонок: «Вот это вот отменяй. Всё, пока».

А не отменишь, ты знаешь, что будет.

И особенно, если это в регионах,
где всё тяжело с бизнесом и так.

У нас вообще очень тяжелая
в России почва для бизнеса.

То всё, как бы, ну, начинается полная нюня
уже там типа у организаторов и площадок.

И к сожалению, я могу их понять
и в какой-то степени даже не осуждаю.

Но с другой стороны,
учитывая всю нынешнюю ситуацию,

я немного согласен с тем, что я говорил
в порыве ярости про организаторов и площадки.

Я всегда говорил Богдану, что:
«Блядь, типа вот смотри, что они делают.

И пока они будут прогибаться перед ними, блядь,
у нас никогда не будет ничего нормального,

ну, у индустрии музыкальной
и вообще, в принципе, у людей».

Ничего не будет, потому что,
блядь, именно по малым делам,

именно вот так вот по одному точечно,
когда каждый начнет сопротивляться,

тогда что-то начнет меняться.

(музыкальная заставка)

— Твоя глобальная трансформация
случилась во второй половине 2018-го года.

Про это есть и большой текст,
(щелчок)

и видео (щелчок) BBC,

где подробно описано, как всё это происходило,
как ты готовил альбом «Пути неисповедимы».

Много ли народа тогда подумали,
что вот этот альбом и твои взгляды,

то, что ты уходишь в протестное творчество
— это не от души, а потому,

что ты таким образом решил себя перепридумать
и зацепиться за новую волну резонанса?

— Слушай, я думаю, да.

Вот, я думаю, даже вот сейчас думают.

Я думаю, что даже про эти мои посты так думают.

Вот, и я с этим ничего не могу поделать,
да и не хочу особо.

Единственное только мне не особо понятно,
когда об этом думают так люди,

с которыми мы, казалось бы, в одной лодке находимся.

К примеру, солист группы «Порнофильмы»,
то есть вот это мне не особо понятно.

Ладно, когда какой-нибудь там
далекий человек от этого всего, да?

Но когда типа вот такие люди там говорят,
ощущение такое, что, ну, я не знаю…

Ну, просто я не понимаю, зачем пилить сук,
на котором ты сидишь, типа? То есть, ну…

— Ну, слушай, может он просто как бы не доверяет,

а чтобы это недоверие рассеять,
он с тобой недостаточно знаком.

— Может быть, но просто это странно,
потому что мой главный аргумент в этом всём — это…

Вот люди все, да, говорят: «Ты вот…»

Ну, кто такой точки зрения придерживается:

«Ты вот это сделал, чтобы там хайпануть,
там денег заработать, да?»

(смеясь) Но о каких деньгах идет речь?

Ты когда это делаешь в России, всё — пиздец.

Ну то есть,
у тебя проблемы начинаются в плане денег.

То есть, я с этим столкнулся,
я знаю эту кухню изнутри.

Я к ней готов был, я на нее шел осознанно.

То есть, у тебя могут быть заработки.
Да, они у тебя даже могут возрасти,

но они возрастают не из-за этого.

А их бы просто было еще намного больше.

То есть, происходит что?
Происходят с концертами проблемы.

Вот все мои проблемы с концертами — это всё,
начиная с «Пути неисповедимы» и дальше.

То есть, условно говоря, вот эти все люди,
которые пиздят про меня вот эту херь,

ездят, всё у них нормально,
никто их не трогает, и они зарабатывают.

Хотя они думают,
что это я зарабатываю на всей этой теме,

а я на этой теме теряю наоборот в плане денег.

То есть, я, приобретая что-то внутри,
отдаю что-то из кармана.

В данном случае, а не наоборот, как они хотят.

Может, они просто судят по себе. Я не знаю.

То же самое с рекламодателями.

То есть,

учитывая, что всё-таки как-никак я,
может быть, и не пытаюсь быть на всех радарах,

но всё равно, если я в этом стуле сижу,
то я довольно всё-таки узнаваемая личность.

И за сколько лет?

Ну, за два года, да, там.

Два с половиной года получается…
Наверное, нет, даже больше.

Почти за три года у меня было
только два крупных рекламных контракта.

Это был МТС в 2019-м году.

И это был вот сейчас, блядь, Reebok,
который начался в день войны, сука.

(смеясь) Вообще просто супер рекламная компания!

Вот, и почему?

Потому что, ну, конечно, меня боятся.

Все боялись в это вписываться, это сейчас…

Как бы и я рад, это сейчас стало
достоянием, как бы наоборот,

когда человек что-то высказал.

А тогда: у-у бля, типа.

«Ну, пожалуйста, притихни», — всё вот в таком духе.

«Или как бы будет бо-бо», — вот в таком плане.

То есть, даже какие-то, там не знаю,
еще перед войной даже

меня отдельно просили некоторые организаторы.

И мне приходилось как-то чисто
по-человечески идти на какие-то уступки.

Ну там хотя я, на самом деле,
всё равно какое-то молчание хранил,

сам, по своему желанию, но мне говорили там:

«Пусть, пожалуйста, там, к примеру, Иван,
воздержится от политических комментариев

на время того, как мы договариваемся с этими,
блядь, ебанутыми людьми,

чтобы он выступить смог».

Вот, то есть, как бы, ну, просто я понимаю, блядь,
это мои партнеры, я с ними сделал кучу концертов.

Типа, ну, я просто понимаю, что, если я им скажу это…

Да, окей, то есть, ну, я не могу,
к примеру, их подставить.

Вот такие какие-то моменты.

То есть, понимаешь, блядь, от того,

что ты политическую позицию
вот такую выражаешь, в России,

у тебя только одни минусы,
никаких плюсов для тебя нет!

Кроме, может, биографии в Википедии,

но на это, блядь, всем насрать
будет через 100 лет. Понимаешь?

Может даже раньше.

— Сколько ты писал этот альбом?

— Ух… Начал я его где-то…

в ап…

…нет, наверное, первые наброски
у меня были где-то в феврале.

Закончил я его где-то к августу.

Ну, короче в целом это всё очень так--
— Полгода?

— Ну так, по тихой. Я очень медленно
двигаюсь обычно в творчестве,

то есть так очень мазками: чик-чик-чик.

— Просто вот какое впечатление
есть у разных людей.

Это и мое впечатление,
но я как бы проговаривал с другими

и тоже натыкался на похожее мнение.

Ну, когда он вышел,
это выглядело невероятно сыро и прямолинейно.

Ну то есть,
как будто человек решил выкричаться, вот.

Сейчас это звучит по-другому.

Сто процентов по-другому.

Но при этом это всё равно выглядит,
ну, как бы довольно сыро и прямолинейно.

Просто как бы время с этим альбомом сделало…

изменило его в такую, более
насыщенную, цельную сторону.

Поэтому то, что полгода, ну, прям странно.

Мне казалось,
что это наоборот такой альбом блицкриг.

— Не, это был блицкриг в основной массе.

Я имею в виду, полгода — это когда я
просто первый мазок какой-то там сделал.

В духе там, песня «Заточка» — какие-то просто
там несколько строчек, понимаешь?

♪ Здесь льются слёзы матерей
и льются слёзы дочек ♪

♪ Льётся кровь пацанов;
эта страна — заточка! ♪

А так как-то усиленно прям ну это лето:
июнь-июль — вот так вот.

Вот, буквально два-три месяца. Июнь-июль,
в августе доработал, в сентябре выпустил.

Вот…

Надо мое мнение по поводу того,
как воспринимают этот альбом?

— Да, очень интересно.

— Мнение моё складывается такое,
то есть мне очень долго было обидно, вот.

То есть, и я в том числе и на тебя
тоже как-то, знаешь, так.

Когда вот был, к примеру, выпуск с Идовым,
я на Идова обиделся очень.

Я такой типа: «Блядь, чувак, мы с тобой там как-то…»

Мне казалось, что есть очень, и до сих пор кажется,
такая популярная какая-то, знаешь, точка зрения,

что кого-то принято, к примеру, восхвалять,
независимо от чего угодно, кого-то хейтить.

Вот, и как бы, ну, я,
то есть что бы я ни делал, в принципе,

при любом упоминании объект
массового хейта до сих пор, более или менее.

То есть, а есть, к примеру,
какие-то другие там артисты, которым, ну,

там критики, еще кто-то, еще кто-то ищут зерна.

Там может быть какая-то, блядь,
просто ужасная музыка.

Но они скажут: «Ничего себе!»

Типа: «Эксперимент!». Типа понимаешь,
да? Вот в таком духе.

(смеясь) И всё такое.

Не, есть, разумеется, артисты,
которых заслуженно хвалят,

есть просто полная хуйня какая-то.

И когда я выпустил этот альбом,

там было много как бы хейта
и от интеллигенции, и просто от людей.

И как-то ну да, меня это всё расстраивало.

И в том числе SLIME, к примеру,


более такой коммерческий, я написал
именно на вот такой агрессии.

Что в духе: «Ах, вы вот как бы вот так со мной?»
Сейчас я, блядь, типа в чарты залечу снова там.

И как бы так и получилось — SLIME и «Юморист».

Но если б не было «Путей»,
не было бы SLIME и «Юмориста», вот.

— Я могу прокомментировать свое как бы решение?
— Конечно, да.

— Потому что там моя цитата была по поводу того,
что: «Не кажется ли тебе, что Face сдувается?»

— Да.

— Песня в титрах Face.

— Тебя покорил альбом политический?

— (Идов) Нет, как раз--
— (Дудь) Как и всю интеллигенцию нашу?

Но, смотри, я просто к тому моменту
не слышал песню «Юморист»,

когда мы записывали то интервью.

Ну, ты же понимаешь, что просто,
как вот цельные произведения,

трек «Юморист» — очень протестный трек,

очень потом раскрывшийся еще более
страшными рифмами и реализациями в жизни.

Но он просто сильнее, взрослее
и просто качественнее как высказывание,

при том, что абсолютно тот же смысл,
чем «Пути yеисповедимы».

— Да, это супертрек и…

Я вообще очень рад, что я его написал.

Я надеюсь, у меня получится еще
что-то лучше написать в этой жизни.

— Поэтому как бы--


— Ты понимаешь,
в чем прикол просто «Путей yеисповедимы»?

Они были необходимы.
Не было бы их — не было бы «Юмориста».

Потому что «Юморист», такой написанный
вот левым полушарием SLIME, правым — «Пути».

Вот так, то есть это реально как бы, ну,
исходило просто из вот того периода,

вот того полугода, когда я писал… грубо говоря,
когда я выпускал «Пути» и писал SLIME.

Вот это синтезировалось как-то, и я, абсолютно
вообще как-то так не задумываясь, его написал.

Вот получилось то, что получилось.

Так вот насчет «Путей», когда ты делаешь
просто какой-то вот протестный хип-хоп альбом.

А я по сути считаю,
что это такой протестный хип-хоп альбом.

То есть, ну, там, если ты, к примеру,
послушаешь какое-то творчество Public Enemy,

да, или еще что-то 90-х годов.

То ты в целом, при всём уважении
как бы и при всей любви,

а я действительно очень сильно уважаю Мирона.

Но ты, к примеру, послушаешь Public Enemy,
корни протестного хип-хопа,

и такой послушаешь мой альбом,

ты найдешь больше схожестей, чем,
к примеру, у Мирона с Public Enemy.

То есть, я считаю, что «Пути» — это классический
протестный именно хип-хоп альбом.

И в нём есть свои падения и свои взлеты.

То есть, что-то мне сейчас, уже опосля, не нравится,

что-то мне нравится.

♪ Всем моим братьям салам,
Салам всем моим братьям ♪

♪ Всем моим братьям салам,
Салам всем моим братьям ♪

— Правда ли, что в Тель-Авиве
ты пел не «всем братьям салам»,

а «всем братьям шалом»?
— (смеясь) Да, да. Реально так.

— Испугался?
— Нет.

— (Дудь) Посчитал неуместным?
— Нет, просто здесь говорят «шалом».

И я даже вот реально только сейчас стал думать
о том, как это может выглядеть.

Как это могло выглядеть, вернее.

Просто мне было по кайфу, мне очень…

При том, что это всё-таки, довольно,
на энтузиазме сделанное выступление.

Как бы, да, там на энтузиазме организаторов, меня.

Ну то есть, там по большому счету там, ну,
100-200, ну, максимум 300 человек, не знаю,

приходит вот на такие выступления.

Там когда это был 19-й год,
там был и европейский тур такой же.

Где там, например,
в Берлине было просто 120 каких-то человек,

которые просто такие, знаешь…

…обкуренные, я не знаю, или какие они.

Пили они, что они делали, не знаю,
такие просто абсолютно спокойные очень-очень,

вот.

И всё это на энтузиазме делается,
но и это было прикольно.

Там была компания интересная,
там был Петя Верзилов. (смеется)

Короче, ну, вот просто как-то
классно время проводили.

Марьяна, Богдан, короче всё было очень круто.

И я такой как бы: ну, где-то говорят «салам»,
а вот здесь говорят «шалом», я так понял.

Поэтому я как бы, знаешь,
чтоб быть на одной волне…

— Тебя очаровал вайб поездки?
— Да, да.

Красивый ход такой, знаешь.
Я вот в этом видел именно это.

— В России тур той осенью
после альбома у тебя провалился?

Я слышал, что билеты сдавали,

потому что публика, которая за год до этого
ходила на «Бургер» и «Без гандона»,

просто не хотела слушать
про страну-заточку и Фемиду-богохульницу.

— Так и было?
— В целом да.

Я думаю, что проблема того тура
и его провал именно в резкой смене курса.

— «Брат — главный источник
моего развития», — говорил ты.

Правильно ли я понимаю,

что вот эта трансформация
и твой уход в политические интересы

без Богдана был бы невозможен?

— Я думаю, что да.

— Как это произошло?

— Ну, мы очень много…

…общались о том, что происходит, к выборам-2018.

Вот, мы очень много обсуждали всё,
что происходит:

всякую возню там вокруг нас,
вокруг других артистов, вокруг блогеров,

всякие предложения всяких там пиарщиков,
которые работают на--

— Рекламировать выборы 18-го года?
— Ну, в таком духе, да.

То есть, там вот эта вот вся история изначально, да,

на которую я там чуть ли по своей
неосторожности и глупости не вписался,

про которую я рассказывал на BBC
про «Я роняю Запад 2.0» типа.

— Тебе, если коротко,
предлагали туда встроить кадр с Путиным?

— В духе да, что он там на медведе едет.

— И тебе бабла за это предлагали?
— Предлагали, да.

И я даже скажу, что я тогда отказался,
потому что мало предложили.

Я посчитал так, что типа: «Ух, что-то вы столько
бабок зарабатываете, а мне не предлагаете».

Это, знаешь, когда было? Ну, то есть вот
примерно в период нашего первого интервью.

Вот тогда, когда я на другой планете был.

— А сколько предлагали?

— Что-то там не знаю… Миллиона 2–3, может.

За такую интеграцию и типа
за создание такого трека.

Вот, и я как бы сказал: «Чуваки, вы че гоните?

Такие бабки делаете, просто,
не знаю, там миллиарды долларов,

наебываете нас всех
и мне хотите такие копейки дать?»

— (Дудь) Ага.

— Ну то есть, я реально как бы не понимал.


Вот реально я не задумывался об этом,
то что это пиздец, если я такое сделаю.

Реально не понимал. То есть,
я реально думал типа:

«Ну че блядь, вставил в клип там Трамп, Обама
— мемно. Ну, заебись тоже мем, че?»

Путин же — очень большой мем всю дорогу.

Это отдельная история, очень интересная.
Но он очень большой мем.

— Ну, вы стали это обсуждать,
и он тебе книгу еще подсунул про стоицизм?

— Да, он мне подсунул книгу про стоицизм и,
да, про то, как быть человеком, грубо говоря.

Это очень сильно всё на меня повлияло.

Но в целом политический контекст,
вот это обсуждение — вот это всё всегда было.

— Ты никогда не думал,
что вот ты так вошел в доверие к человеку,

пусть и к родному,

а вдруг у него был какой-то умысел?

Или вдруг в целом это неправильно:

так сильно поддаться давлению
одного человека в таких важных вещах?

— Конечно, я об этом задумывался, потому что…

Я очень человек самостоятельный, на самом деле.

Я очень, как говорят, сам себе на уме.

Вот, то есть, я всегда вот был таким человеком,

которому вот ему говорят что-то, да,
там говорят родители, там еще кто-то, семья:

«Делай так, делай так». Я всегда говорил: «Хорошо».

То же самое с учителями, со всеми
— я всегда делал по-своему.

Вот здесь то же самое, даже с этими постами.

То есть, меня родственники
просили не делать этого.

Я сказал: «Хорошо».

(смеясь) Итог?
— Ты обманул их?

— Ну, я не то, чтобы обманул.
Я просто сказал, что пока не планирую,

но я не сказал, что не планирую вообще.

И конечно, я об этом думал, о том, что ты говоришь.

Но были такие периоды, к примеру,
как раз 18-й… вот стык 17-18,

когда, действительно, я был очень пассивен,
под очень большим влиянием Богдана.

Очень просто ему доверился реально.

Просто потому что я…

Я не знал просто, куда мне…

…идти, куда мне двигаться,
я был в каком-то суперкризисе сильном.

Вот, и грубо говоря, после нашего интервью (смеясь)

так совпало, что вот как раз,
ну, то есть, я как-то не знаю.

Ну, вот выпустил этот альбом, наше интервью,

ну, там No Love рекордный тогда — и всё как бы.

То есть, я как-то вообще, ну,
реально просто в кризис впал в какой-то.

Всё навалилось. Все докапываются.
Всем что-то надо от меня.

Вот, и реально тогда я просто доверился.

Вот, и он меня куда-то своим
неким таким тоже фанатизмом…

Он очень такой, убедительный человек.

Он очень умеет людей убеждать.

Он меня куда-то унес. И потом,
когда я уже протрезвел от этого всего

и снова как-то сам встал на ноги, я…

и тогда, и сейчас ни о чем не жалею.

И считаю, что он сделал братское дело.

То есть, когда брат брату брат,
брат за брата и вот это всё.

Когда твой брат не знает, что делать,
ты его просто берешь и уносишь.

Я зачастую так с ним делал, вот.

К примеру, как мы вообще в Москве оказались?

Я поехал в Москву, а…

— А он без работы в Уфе сидел?
— Да.

И я просто его взял с собой и всё.

Но его все заслуги как менеджера моего.

Почему его в том числе любят и уважают
люди среди артист-менеджеров,

это всё исключительно уже его заслуга.

Потому что он тоже не просто так
без работы сидел в Уфе:

он очень много читал очень хорошей литературы.

И он довольно подкован, эрудирован.

И сейчас он это всё проявляет, и людям это видно.

И я это понимаю. Даже иногда он гонит,
говорит там типа в духе, да вот там, не знаю там…

«Ты меня там просто куда-то где-то подтащил».

Я говорю: «Не гони, как бы даже если
начало положено, ты в итоге всё сам».

И ситуация вот как раз с «Путями», со всей повесткой
— это абсолютно такая же ситуация,

только в другом формате.

(музыкальная заставка)

— (Дудь) Как появлялся трек «Юморист»?

Я, честно говоря, увидел количество просмотров,
только готовясь к интервью.

Как он появился?

Что было сначала: фильм или трек?
— Фильм.

— То есть, чуваки делали фильм,
режиссер там тебе симпатизировал

и просто пришел с предложением:
«Напиши что-нибудь»?

— Режиссер, когда сделал фильм, подумал,
кто может написать трек для титров.

Вот, и в процессе этого размышления
он обратил внимание на меня,

потому что ему показалось, что моя история,

вот этот вот шаг с «Путями»,
и история главного героя похожи.

Вот, и они вышли на нас.

Сказали,
вот как бы есть такая тема интегрироваться:

как бы вот написать трек «под ключ» для титров.

Мы конечно же понимаем,
что эта тема коммерческая.

Вот, ну в плане, что они там будут
как бы пытаться на этом зарабатывать.

Хоть вроде, к сожалению, я так понял, что--

— Они в убытке, да.
— Да, по сборам они в убытке.

Хотя фильм вообще не самый плохой, вот.

Нормальный вполне, я смотрел его, и было норм.

Мы такие: «Ну ладно, окей. Как бы я сейчас,
там не знаю, занят своим SLIME, микстейпом,

но, в принципе, мы можем это сделать».

Ну, просто, в итоге сошлись на какой-то сумме,

довольно, кстати, такой небольшой,
там символической.

Ну, пару-тройку сотен тысяч рублей, вот так.

Миша Идов сам,
то есть довольно грамотно ко всему подошел.

Мне это понравилось тоже в том числе,
и я это отметил.

Он подошел так, что как бы там:
«Я ни в коем случае не хочу просто трек ради трека,

какие-то там, не знаю,
громкие имена ради громких имен.

Вы как бы просто, история похожая,
посмотрите, и если понравится, скажите как бы.

И если будет настроение, то типа трек — классно».

Вот, и они мне скинули какую-то ссылку,
такую для предпросмотра.

Он еще там нигде не был, этот фильм.

Я посмотрел. И в целом так мне понравилось.

Я такой как бы:
«Ну, нормальный фильм, короче классно там.

Мужик там против системы топит,
мне это импонирует как-то».

Вот, я сказал: «Да, мы в деле. Окей».

Вот, и что там?

Получили бабки, и я довольно так
с треком этим очень затягивал.

Ну я такой очень, на самом деле,
во многих вопросах и…

…так, знаешь,

душный иногда бываю, даже до сих пор.
А тогда вообще тем более.

То есть, в том плане,
что я занят своим альбом там или микстейпом,

я считаю, что это важно.

Как бы это какая-то тема типа,
но все равно так или иначе, которая мне не нужна,

как я тогда считал.

То есть, типа, ну просто, да, мне фильм ок как бы.

Но блин это какая-то экстра, экстра-работа.

Даже если за какие-то деньги, это экстра работа.

И я так всё очень, знаешь, как-то вальяжно.

И когда уже как-то, ну, знаешь, там уже,
ну, всё там просят-просят, я такой: ладно.

Короче говорю своему звукарю:
«Погнали на второй этаж короче там,

где студия, запишем, короче всё там сделаем».

Мы поднялись, я просто текст там накидал.

Сперва под один бит такой, знаешь,
типа в духе более такого Нью-Йорка какого-то.

Думаю: «Бля, какая-то хуйня что-то».

Короче что-то забил: там Drake,
там еще что-то, еще что-то.

«О-п!» — такой думаю, — «ну, ничего,
вроде качово-качово». Вот этот бит как раз.

— А Drake куда ты забивал, в базу тегов?
— В Ютуб — Type beat.

Я ж до последнего времени, там не знаю, до какого-то…

До конца 19-го года у меня всё с Ютуба было вообще.

То есть, до 20-го года всё,
что я выпускал — это всё с Ютуба биты.

Просто такой-такой type beat.

Понравился чей-то альбом — написал там так type beat.

Всё с Ютуба брал, договаривался с людьми
уже потом по почте или еще как-то, выкупал.

— Но это не бит Drake?
— Нет-нет-нет.

Но это типа в его стиле. Type beat
— типа называется, вот в его стиле.

И под него как-то всё так вроде
слова ложатся, туда-сюда.

Ну и всё: «Gold on my wrist, я юморист».

Но как-то я так писал всё это, знаешь, в половину, с одной стороны, вроде,

как какой-то протестный трек.

С другой стороны, как бы я туда реперского
чего-то такого закинул, там в духе: «Gold on my wrist».

Ну, казалось бы вообще,
что, блядь, за хуйня какая-то?

На запястье какая-то--
— Ну, такой социальный треп.

— Социальный треп, да, типа такой.

♪ Что принесёт мне Санта?
Где подарки? Может быть, жену? ♪

♪ Если русский Дед Мороз,
тогда он принесёт войну ♪

— «Если это русский Дед Мороз,

то он принесет войну».

— Вот, принес, блядь.

Молодец. Позор.

— Как ты это написал? То есть, почему тебе это--
— Ну, потому что…

— Война не витала в воздухе тогда.

Такая глобальная.

— Мне кажется, она всегда витает
в воздухе вокруг России, к сожалению.

Ну, че грузить, блядь.
Конфликт с 14-го года идет, в принципе.

Это ли не война?

— Ты «Юморист» исполнял на «Вечернем Урганте».
— Угу.

— Трек «Юморист», если глобально, про цензуру.

Ты исполнял его в цитадели цензуры,

пусть и как бы в самом свободном его кабинете.

— Да, я считаю, это было самое классное
вообще выступление на Урганте.

Не по звуку, не по свету, не потому, как я выглядел,
а потому, что там транслировалось.

То есть, я именно пошел туда, как диверсант чисто.

То есть, ну, при всё уважении к Ивану
я пошел туда вот, ну, с целью спеть «Юморист»,

на главном канале трек про цензуру.

И, если ты обратил внимание,

именно в этом выступлении была цензура,
потому что попросили не говорить.

— Потому что попросили про то,
что банчат наркотиками учителя не петь.

— Да, да. И это был как раз показатель.

То есть, это было такое показательное
выступление, как некая акция даже.

Просто это круто. Это легендарно, я считаю.

Вот, спеть песню про цензуру с цензурой прямой,

проглотив слова, на федеральном канале,
на самом главном, артисту,

которого неоднократно просили
и заставляли глотать слова на концертах.

Я глотал слова. Я очень бесился,
но я не говорил слова некоторые.

Это говорили люди в зале.

Ну, просто тебя ставят перед выбором
за полчаса до концерта, условно говоря,

да, или за два часа до концерта.

Ты можешь не выступать. Вот, ты можешь не выступать,

если ты хочешь вот.

Ну, и тогда как бы люди, которые уже стоят,

очередь твоих там поклонников
500 человек, к примеру, да,

которые ни в чем не виноваты,
они пришли послушать тебя, так или иначе, увидеть тебя.

Это регионы. Это трудные
какие-то города, трудные места.

Им там вообще невесело живется.
Я знаю это сам по себе, по своему опыту.

Либо ты можешь, ну, какие-то слова там не говорить.

— Маты в первую очередь?
— Да, ну и я как бы…

…ради слушателей в целом, ради, не знаю,
какого-то типа бизнес-отношений каких-то,

там в целом какие-то партнеры,
еще что-то, ну, организаторы,

вот как-то шел на какие-то уступки, но я считаю, зря.

— (Дудь) Зря?
— Зря.

Надо было просто отказываться.
Говорить: «Пошли нахуй» — вот и всё.

Потому что, ну, я таким образом этому потакал.

То есть, я от этого страдал,
но я таким образом этому потакал.

Именно за это мне в первую очередь и стыдно.

За…

Несмотря на то, что я сделал всё равно,
как я считаю, какие-то хорошие вещи

и довольно большое количество.

И много какой-то смелости
тоже проявлял за последние годы.

Я многое с позиции…

Вот,

как бы многое можно у меня описать какой-то,
вот знаешь, зоной комфорта.

То есть: «Ну, да ладно, да…» — а это непримиримые вещи.

Право на то, чтобы что-то говорить — это, блядь, ну,

вообще какая-то самая базовая
потребность человеческой свободы.

Ну вот самая просто база, это как покушать.

То есть, не знаю,
у тебя по сути отнимают просто изо рта.

Вот, ты ешь плов какой-то
— у тебя изо рта куски мяса вынимают.

Вот что это за концерт без мата?

То есть, понятное дело люди матерятся как бы, да,
и я всё это еще там обыгрывал как-то.

Ну, в духе, я там это умею, потому что это правда так.

Я это обыгрывал, что типа вот смотрите…

Ну если там приходили какие-то
полицейские там, я говорю:

«Вот, смотрите. Что вы хотите вообще?
Со мной люди всё поют».

«Вот эти ваши дети, которых вы защищаете,
всё знают лучше, чем я».

Потому что это бред полный — то,
что они делают, эта цензура.

Ну, блин, все матерятся и всё такое.

Ладно, еще телевидение, блядь.

Ну это еще хоть как-то можно понять, да?

Ну, потому что даже в Штатах есть такие моменты.

Ну, там к примеру, вот репер Bones,
который был очень…

— Вдохновлял Фараона на старте карьеры.

Ну, наверное. Вот…

Нет, погоди. Возможно,
он вдохновлялся другими.

К примеру, Raider Klan там были еще типы.

Ну, короче там было какое-то
темное музло, я не знаю.

Но он очень был похож на Bones, конечно.

Но и я был очень похож
на Фараона. (смеется)

Было и такое.

— Так я без осуждения, просто.

Да это нормально: все друг
на друга смотрят, вдохновляются.

Вопрос только в том, куда ты дальше пойдешь.

Вот, и…

Bones, к примеру,
не захотел выступать на телевидении.

Ему предлагали с A$AP Rocky трек зачитать.

Но сказали вот надо спеть как-то
клин версию какую-то.

Он сказал типа: «Нет, я не буду этого делать».

Я считаю, правильно сделал.

А я вот неправильно сделал,
что слова какие-то проглатывал.

Первый канал — классно было, это весело,
такая акция веселая, хулиганство.

А вот это…

…в пизду. Не надо было.

(музыкальная заставка)

— (Дудь) Фемида-богохульница.

♪ Я как минимум устал от картин на наших улицах ♪

♪ Нищета и Фемида-богохульница ♪

— Ты придумывал это, отталкиваясь
от какого-то конкретного судебного кейса

или в общем и целом?

— В общем и целом.

Потому что считаю,
что судебная система вообще не работает так,

(смеясь) как должна, в России.

Я думаю, мало кто может поспорить.
Ну, то есть, не знаю.

— У тебя был видос, где ты показывал,
как собирать передачку в тюрьму.

— (Иван) Угу.

— (Дудь) На себя хоть раз тюрьму ты примерял?
— (Иван) Да, конечно. Даже сейчас.

— Как ты это делаешь: нервно или…

…легко?

— Э-э…

Не без мандража, конечно.

Потому что никому не хочется сидеть в тюрьме,
если у тебя как бы с головой всё в порядке.

Вот, но при этом я понимаю,
что я нахожусь на таком уровне развития,

что на данный момент за неправое дело я не сяду.

Потому что я ничего такого не делаю.

А за дело какое-то праведное
если я сяду, то за это не стыдно.

Вот, и оно будет стоить того,
чтобы приложить максимум усилий,

чтобы вытерпеть и пройти достойно через это.

Но, конечно, я к этому не стремлюсь.

Иначе я сейчас бы не был здесь,
а был в Москве.

♪ Если в кроссах только одна дырка
— тогда носим ♪

♪ Если страны — это времена года,
тогда Россия — осень ♪

♪ Жизнь — 9 этажей, детства и миражи ♪

— «Если страны — это времена года,
то Россия — осень».

Все еще осень?

— Ох, я не знаю. Мне кажется,
уже эта какая-то ядерная зима, блядь.

(смеясь) Ну, то есть, прям ещё
всё тяжелее стало, к сожалению.

Ну, лично я вот как гражданин,
как русский человек,

ощущаю вот такую вообще прям
какую-то, я не знаю,

гробовую медную тяжесть просто.

Не знаю.

Такая бархатная крышка гроба,
очень такая вся в грязи.

Я не знаю даже,
как описать свои ощущения на душе по поводу того,

что в стране происходит, в России.

— Ты много говоришь про любовь к России,

но это забавно выглядит с этим худи.

— Это мой мерч.
Пока в единственном экземпляре, вот.

Он был сделан еще до войны, до всего.

Вот, это…

Это всё про амбивалентность человеческую.

Это всё про суть как бы, в принципе,
русской души в какой-то степени.

У нас же, как мне кажется,
очень большая любовь

и одновременно ненависть ко всему,
что с нами связано.

Не только, в принципе, с русскими, но и с людьми.

Вот, и Москва мне многое дала, на самом деле.

Да, там в плане моего продвижения,
в плане опыта какого-то.

Потому что много что, там находясь, понял.

В плане отношений — я встретил там Марьяну.

Ну, много чего.

Но в целом, конечно, сказать,


что я люблю Москву
или когда-то любил Москву…

…очень трудно.

Ну, Москва — это довольно сомнительная история.

Особенно сейчас.

И сейчас я прям…

То есть, если до этого, это просто,
скорее, как такой полуприкол был,

то сейчас, в принципе,
я вот реально hate.

Потому что сейчас Москва
— это центр конформизма

и это центр малодушия, вот.

То есть, пока в Мариуполе люди
с радиаторов сцеживают воду,

в Москве в ресторанах,
я думаю, полная посадка.

Вот, и за это, конечно, я сейчас Москву не люблю.

— Но гениальная же фраза
«слева рестик, справа арестик»?

♪ В Греции всё есть, и Москва всё вместит ♪

♪ Слева — рестик, справа — арестик ♪

— Ну да. И, кстати, по-моему,
если меня память не обманывает…

Надеюсь, ты на меня не обидишься.

Если это не так, проясни это потом
где-нибудь в соцсетях или дай мне по шапке.

Короче, по-моему, это было,
когда мы как-то собрались втроем.

В духе чуть ли не в бане типа.

И вот эту фразу Мирон тогда сказал
— мы поржали.

А в итоге, творчество подражает жизни.

Или как это? (смеется)

Короче вот «слева рестик,
справа арестик».

Да, это супер.

— То есть, он в бане придумал…?
— Ну, типа того.

Просто, как по фану, по-моему, он это сказал.

Вот, и потом ты просто альбом
типа слушаешь и такой:

«Блядь, типа коры! Мы же это, не знаю,
просто как-то в одной компании были,

и вот эта хуйня типа сейчас в треке».

Прикольно просто видеть,
как из жизни вытекает творчество.

Очень классно.

(музыкальная заставка)

— Какая у тебя стратегия бытовая?

На что ты будешь жить?

Концертов в России у тебя не будет.

— На всё то же самое.

— На стриминг?
— Да.

— На стриминг, на выступления. Я сейчас это…

Я очень радикально курс
меняю своего творчества.

Я хочу…

Если раньше я хотел сказать
людям на русском языке,

теперь я хочу на другом сказать.

Я хочу сказать так,
чтобы меня услышал и понял весь мир.

— Ты на английском что-то делаешь?
— Я хочу, да.

Ну, уже начал потихоньку.

Ну, потому что я считаю,
что ситуация такова, что…

Сейчас такие люди, как мы с тобой,
ты понимаешь, о чем я,

должны на себя какую-то
ответственность взять и…

Во-первых,

съесть эту горькую пилюлю, так скажем,

вины коллективной,

и ее как-то понять
и на весь мир тоже показать.

И, во-вторых, показать то,
что да, есть другие русские.

Есть другие граждане России.

Есть не только вот это вот всё в Лужниках.

— Ты смотрел трансляцию из Лужников?

— Я себе положил покушать,

(смеясь) зашел на Медузу,

вот и такой: «О!»

Ну и захожу, прямой эфир короче включаю.

Ну, для меня это чисто посмотреть,
ну, и просто шокироваться,

сказать спасибо,
что я не в Москве, не в России.

Вот, ну и просто, я не знаю,
реально поржать над этим цирком, блядь.

Ну, я зашел.

И короче Путин что-то там:

«Вот, там… Мы там всё!… Туда-сюда.

Мы такие крутые!
Блядь, наши ребята за мир»,

— ну, короче всю эту телегу.

И хуяк-с, резко Газманов:
«Вперед, Россия!», — вылетает.

Я именно на тот момент попал,
когда сервер полетел у них или что-то такое.

Я просто думаю: «Ебать!…
Ну, ты стоишь в пуховике за десятку,

у тебя нет бабок, чтоб сделать
просто трансляцию нормальную,

хотя бы чтоб без перебоев?»

Там просто Газманов, вот знаешь,

вот реально как будто из-под земли просто
вышибло его башкой куда-то к хуям.

Просто, знаешь, вот адский какой-то.

Просто знаешь,
и резко пляшет: «Вперед, Россия!»

Типа, знаешь, я думаю:
«Ебать… Это что вообще такое типа?»

Где? Вот только что стоял здесь,
ну, президент ваш, блядь.

Резко какой-то хуй скачет…
— (сквозь смех) «Из-под земли».

— Реально с какими-то седыми мудями скачет,
пляшет там что-то, блядь.

Пиздец, блядь. Кто это вообще?!

Я сперва подумал,
что это Путин запел.

Клянусь! Потому что он очень резко сбил.

(давится от смеха)

Ну, потом мы с пацанами поржали
как-то типа над этим всем.

Ну, и я больше даже не заходил,

потому что там уже такая,
блядь, полная дичь началась,

всякие Маргариты Симоньян и прочее.

Там уже просто эмоции просыпаются
животные, не человеческие.

— Пуховик за десятку евро?
— Ну да-да, конечно, блядь.

Еще б рублей он носил.

— Стриминг тебе приносит столько,
что это покрывает твои, ну, бытовые расходы?

Понимаешь,
я могу жить довольно долго сейчас,

как минимум, на свои сбережения.

Я очень…

Не очень грамотно, по своему мнению,
но очень грамотно на фоне остальных

своими накоплениями распоряжаюсь.

То есть, у меня, действительно,
достаточно накоплений,

нажитых абсолютно честным трудом для того,

чтобы реально дать себе время,
чтобы всё перестроить, перезагрузить,

как-то всё устаканить,
всё грамотно причесать и как-то

ну, двигаться уже другой карьерой.

— В среднем стриминг тебе
в месяц приносит, отовсюду,

и со Spotify, и с Apple,
и даже с монитизации YouTube,

больше или меньше миллиона рублей?
— Больше.

— Ты говоришь по-английски?

— (смеясь) Ну, то есть, как сказать,
я очень много слов знаю.

Мне не хватает практики.

То есть, есть к чему стремиться,


но в целом у меня
словарный запас очень большой.

Просто практики нет, и поэтому,
когда я начинаю говорить,

очень часто я начинаю путаться
и чуть ли не заикаться,

потому что всё перемешивается.

— Но а треки ты, когда будешь писать
или уже пишешь на английском,

просто к кому-то, кто хорошо знает,
отправляешь на заверку?

— Не, я ничего не заверяю.

Я…

Просто если что-то вызывает
у меня сомнения там,

я могу посравнивать, к примеру,
просто посмотреть западных артистов,

типа что у них происходит.

Понимаешь, в чем прикол вообще рэпа?

В том, что…

(смеется)

…у них люди,

кто пишет, да, сами как попало пишут.

Вот реально. Просто как попало.

Вот эти все моменты про…

…yours and you are – типа да, к примеру.

Вот классическая ошибка самих
в том числе американцев.

Вот это у них просто сплошь и рядом.

Ну, вот просто как попало.

Там еще прикол в том, что я русский,
и всю жизнь на русском говорю

и напишу там, и еще с каким-то акцентом
там, условно говоря, зачитаю

— и это всё может показаться смешным.

По итогу, ты,
если начнешь это потом изучать,

такой найдешь, к примеру,
массу рэпа из самого центра,

из самого сердца, откуда-нибудь
с Лос-Анджелеса, где мексиканцы, ну,

читают с таким же акцентом и,
может быть, даже еще с более забавным.

И найдешь…

И это причем какие-то им деньги приносит
и как бы пользуется успехом.

Ты найдешь…

…массу просто реально с самых корней
культуры чернокожих артистов,

которые просто, ну,
могут вообще как попало там петь,

что на их фоне мой текст будет казаться,
что типа это круто.

То есть, понимаешь, ну,
там просто очень многое зависит, на Западе,

именно от звука,
от энергетики и от прочего-прочего.

И, в принципе, как мне кажется,
сейчас важно, если этой амбиции следовать,

главное даже не то…

Ну, короче очень важен
смысл сейчас от русских.

Вот это, мне кажется.

Разумеется, ну, типа я не буду делать что-то,
если мне это не нравится.

Я буду как бы и с точки зрения звуковой
и с прочих точек зрения в эту сторону стремиться,

вот, чтобы мне всё нравилось,
всё устраивало, всё классно звучало.

Там, по возможности буду
как-то в эту сторону двигаться.

Но просто не знаю.

Я себя так чувствую сейчас,
как чувствовал, когда в Уфе жил,

не имел ничего, говорил,
что у меня всё будет — мне никто не верил.

И в итоге всё получилось.

Вот, и…

Сейчас я снова себя чувствую,
к сожалению, таким путем,

но обновленным и готовым двигаться.

И именно моя мотивация в том,
что я не хочу быть самым богатым и самым успешным,

я хочу быть самым полезным человеком.

Потому что в пользе для общества
я вижу истинную пользу для себя.

То есть, я считаю, что без пользы обществу
личная польза не может быть полноценной.

— Ты сказал, что не будешь платить налоги в России.

Это эмоциональное заявление или ты?--

— Нет, ну, я просто проживу полгода

и перестану быть налоговым резидентом
официально, и не буду платить.

Ну, я и сейчас вот какую-то там большую
последнюю плюшку налогов отвесил.

Вот, просто с той точки зрения,
что, как бы даже если вы там,

условня говоря, гандоны,
то я — не гандон.

Я не буду вести себя,
как гандон, там и не знаю,

не исполнять свой гражданский долг
перед самим собой и там, не знаю.

Ну, то есть, то, как вы используете
мои деньги — это уже ваш грех.

Мой долг как гражданина — заплатить налог.

Вот, и я это сделал.

Но в целом я, может быть,
даже в какой-то степени об этом пожалел,

потому что я понимаю,
куда сейчас все деньги с России идут.

И-и…

Больше я не хочу
этого делать. Не буду.

— Какой твой план?
Где ты будешь легализовываться?

В Евросоюзе или в других местах?

— Честно, пока до сих пор не знаю.

Я последние месяцы выбираю
между какими-то вариантами.

Меня метает туда и сюда.

Меня метает то по Средиземноморью,
то о Штатах я думаю,

то о Японии я думаю, то еще о чем-то.

То есть, ну, постоянно
туда-сюда меня метает.

Ну, мои какие-то цели — это вот,
чтоб в идеале было солнце,

хотя бы там, ну, не знаю,
какое-то адекватное количество дней,

чтобы была в идеале какая-то вода,
море, а лучше — океан.

Вот, какой-то климат приятный — что-то такое.

— Но Средиземное море,
если ты про Евросоюз, это же нелегко сделать.

У тебя есть возможность
легализоваться в Евросоюзе?

— Я думаю, что у меня есть. Да.

— (Дудь) А-а.

— Ну, то есть,
даже каким-то простым путем там,

условно говоря, в Португалии всё еще
я не видел новостей о том,

что приостановили выдачу виз.

К примеру,
там есть какая-то виза для фрилансеров.

К примеру, когда там фиксированный
налог 20%, по-моему, и всё такое.

Вот, в Греции сейчас приостановили,
да, временно выдачу виз.

Ну, то есть, есть какие-то варианты,
что обычные вполне,

которые можно пока рассматривать,
пытаться, не прибегая ко всяким моментам

в духе «беженец, убежище, гуманитарная виза».

Потому что этого я бы, наверное,
хотел в последнюю очередь.

Мне кажется, что это может
вызывать определенные трудности,

определенные обязательства,
которых я хотел бы избежать.

(музыкальная заставка)

— Как Марьяна перенесла вашу эмиграцию?

— Мы все, если честно, в шоке, вот.

И мы сейчас просто находимся,
я не знаю… ну, нигде.

Нигде быть трудно.

То есть…

— У вас нет дома?
— Да.

Ну, дом наш — это Airbnb, отель,
вот так вот, да, как бы.

Это ладно, она еще сейчас у родственников была.

Она там как-то тоже в их там
гнездышке бывала, да?

А я,

Богдан там вообще просто…

Реально digital nomad. (смеется)

Вот в таком режиме.
И мне не нравится такой режим.

— Марьяна пыталась тебя отговарить от отъезда?

Или наоборот поддерживала?

— Еще до войны у нас было
очень много споров на эту тему.

Было непонимание, как жить не в Москве.

В Москве, действительно,
очень удобная инфраструктура.

Особенно, ну, там для молодой девушки,
которая любит за собой следить, к примеру, да.

Ну, там же супер.
Ну, реально, просто супер.

Подруги там у нее были. У меня-то друзей там нет,

там даже те, кто был, там были в Уфе.

Вот, ну, и как-то вот всё это очень тяжело было.

И были даже какие-то вот метания:


там то ли в Москву обратно вернуться,
то ли че. Вот как бы, ну, там до войны.

А когда война началась
— ну, уже как бы без вариантов.

Вот, и в какой-то степени я,
как бы так сказать…

Нет, не буду говорить,
потому что будет некорректно звучать.

То есть, ну…

Я бы хотел сказать,
но я не могу себе позволить это сказать.

Не знаю, блядь.

Ну, то есть, короче че я хотел сказать,
я хотел сказать то: что вот благодаря войне,

если вообще что-то может быть
благодаря войне,

как бы вот всё наконец-то
стало понятно Марьяне.

Вот, ну, просто всё, что я хотел донести,
всё стало понятно.

Вот.
— Угу.

— В чём как бы проблема Москвы
и России на данный момент.

К сожалению,
только таким путем это, блядь,

получилось сделать вот окончательно.

— Многие удивляются,
что вы по-прежнему вместе.

Вы популярные, известные,

непростые.

И вы по-прежнему пара?

И даже в скитания вы отправились вместе.

Ну, она не здесь сейчас,
да? Как я понимаю.

Ну, она поехала этот… У нее…

…вид на жительство
в Японии уже очень давно.

То есть, там, грубо говоря, с 14-ти лет,

Вот, она сейчас поехала его обновлять,
поэтому там всё не так просто, да.

— Вы вместе
— как ты себе это объясняешь?

— Я не знаю, на самом деле. Ну,
то есть, нам просто хорошо друг с другом.

Мы просто друг другу нравимся.
Мы друг друга любим.

Мы растем вместе.

Мне кажется очень большая…

…часть какая-то любых
успешных отношений в том,

когда людям есть, что друг другу дать, вот.

И когда это что-то больше, чем,
к примеру, деньги, секс,

еще там какие-то вещи, да,
там бытовые какие-то вещи.

То есть, ну…

Я не знаю, к примеру, мы объясняли
друг другу какие-то базовые вещи.

В каких-то вещах я лучше понимаю,
в каких-то она лучше понимает.

То есть, к примеру,
она мне объясняла в январе 18-го года,

когда я в первый раз куда-то
далеко поехал за границу.

Мы поехали отдыхать в Таиланд
на Пхукет — это был пиздец,

(смеясь) вот, разумеется тогда.

Ну, там в духе: дети стучат в дверь,
там звонят, дышат в трубку,

там, кто отдыхающие,
русскоязычные, наши любимые ребята.

Короче, мозги парили нахуй.

Ну, там смешно было, вот.

И мне реально тогда приходилось
объяснять такие вещи,

и она мне это объясняла вот,

что в духе: необязательно иметь
Gucci сланцы, чтобы пойти на пляж.

А я считал, что типа я не могу
себе позволить там выйти в каких-то,

ну, там лоховских условно вещах.

Что в китайских шлепках,
типа: «Я же Фейс, блядь!»

Я типа кто-то. Понял? (смеется)

Вот такие вещи она мне объясняла.
— А ты ей?

— А я ей, ну, там объяснял другие вещи,
которые я понимал лучше.

Там, к примеру--

— Почему на выборах должны быть
альтернативные кандидаты?

— В таком духе. Ну, там,
к примеру, почему там,

если ее на тот момент уебищный менеджер
предлагает какую-то делать политическую тему,

почему это не надо делать.

— А у вас были такие разговоры?
— Да.

— И ты всегда отговаривал?
— Да.

— Смотри, мне неловко задавать этот вопрос,
потому что Марьяны рядом нет.

Я как бы привык в лицо такое.

— К сожалению.
— Да, но я бы и при ней задал этот вопрос.

Мне кажется, было бы тактичнее.
— Представь, что она здесь.

Она, кстати, когда я ей сказал,
что иду к тебе на интервью,

она сказала: передай привет
— вот передаю.

— Мы не знакомы с Марьяной, но я,
скажем так, много про нее слышал от людей,

которым нет основания не доверять.

И вот про тот ее период,
когда вы там знакомились

или даже еще не были знакомы,

про нее говорили
как про очень сложного человека,

с которым как бы мало кто под одной крышей
смог бы, в целом, находиться.

А вы с ней живете 4 с половиной года.

Вот, и поэтому в этот был вопрос,
и именно поэтому я извинился, что--

— (смеясь) Ой, я тоже
парень непростой, знаешь.

Я не скажу, что Марьяна
— это самый простой человек,

но мне и неинтересны простые люди,
потому что я сам непростой.

Ну, то есть, я не хочу как-то там, знаешь,

то, что ты называешь снобизмом
или там гордостью — ни в коем случае.

Просто я реально, ну, блядь,
с тараканами человек.

Ну, я реально могу пойти собак кормить.

Потом прийти и написать в Телеграме,
что я хочу есть печень моих врагов,

и я викинг, потому что
я себя так реально чувствую.

То есть, ну у меня реально тоже
есть сложности определенные

с самим собой и вообще, в принципе.

Касаемо каких-то ее рабочих моментов,

как я могу на это повлиять
или не могу это влиять.

Честно скажу, я в это особо не лезу, вот.

Кроме того, что там как-то,

учитывая, что я очень-очень
подозрительный, мнительный,

я ей там, ну, говорю в духе:
«Подписывай контракты,

там всё там смотри грамотно,
аккуратно там всё такое».

Потому что у нее была такая черта раньше,

когда мы только с ней встретились,
она подписывала вообще там не глядя всякое.

— Беспечность.
— Ну да,

то есть типа не разбиралась
в этом и всё такое.

А у меня просто как-то вот получилось так,

может, там Богдан посоветовал,
может сам додумался,

может, всё вместе.

Потому что я при первом своем
большом договоре сразу юриста нанял.

Дал ему денег нехилых по тем для меня временам,

тысяч 20-30 рублей, вот.

И он посмотрел договор и сказал:
«Чувак, тебя там вообще пиздец хотят лишить всего».

(смеясь) Вот,
и как бы после этого я стал так.

А насчет вот ее там каких-то
там непростых моментов,

я думаю, ситуации возникали, вот.

Не всегда была она виновата.

Иногда была она виновата,
такие ситуации и у меня возникали.

И я думаю, такие ситуации возникали
у более или менее всех известных людей,

особенно у тех,
у кого по 7 миллионов в Инстаграме.

Это, ну, для психики довольно
тоже тяжелое давление.

То есть, я могу об этом говорить.

Кто-то там скажет, да:
«Да, что ты знаешь, блядь, об этом?!»

«Да вот тяжело это вот это, то-то, то-то».

Я не отрицаю.

Там, ну шахтером быть — это пиздец тяжело.

Ну, там, я бы не смог.

Моя работа, это как бы, ну,
там с точки зрения физического труда,

морального истощения — это ну,
хуйня всё по сравнению,

там, к примеру, с шахтером.

Но я просто был в ситуации,
когда, блядь, не знаю, ну…

Я курил сигареты,
но я курил только чужие сигареты.

У меня не было денег.

И я знаю, что такое как бы,
когда нет денег и есть деньги.

И я могу рассуждать, как я считаю, о том,

какие есть тяжелые моменты
в жизни медийного человека.

Но в целом на данный момент
я более чем готов отвечать

за человечность и правильность
действий Марьяны в 95% случаев.

Потому что я ее очень хорошо ее знаю, и,
в принципе, вижу, как она себя ведет,

как она работает и что она делает.

Вот, то же самое, в принципе,
могу и про себя сказать.

Мы — ребята хорошие.

— В том самом интервью в 2017-м году ты сказал…

Почему-то мы спросили тебя про
количество девушек, которое у тебя было.

Ты сказал: «От ста до ста пятидесяти».

— Э-э… От ста до ста пятидесяти.
Я перестал считать.

— «Я перестал считать», а считал когда-то?

— Да, когда-то считал.
Вот этот Playboy на сотку был.

Но это было давно.

— Ты соврал?
— Да я умножил на 10 просто нахуй и всё.

(смеется)

— А ты же понимаешь, кто тебя сдал?

— Да, конечно.

— Марьяна на интервью у Танечки рассказала.

— (сквозь смех) Да я бы сам себя сдал.
Ну, типа, ну, камон!

Ну, я не знаю. Понимаешь,
в какой-то момент я просто решил,

знаешь, ну,

что я не буду больше играть.

Не знаю, что я не актер, блядь.

Что, да, я артист,
но я хочу артистом быть в музыке, в клипах.

Я не хочу быть артистом в жизни.

И интервью — это всё-таки, скорее, жизнь какая-то.

Вот, и, ну, не хочу я быть вот в этом, блядь, образе.

«Звезда в шоке» — вот это всё
не интересует меня.

И поэтому я решил,
что я буду говорить правду,

но если спросят. Понимаешь?

А меня просто не спрашивали,
а Марьяну спросили раньше.

И она сказала правду.

Я, если честно, немного повозмущался,
что это сказала она, а не я.

Ну потом я сказал: «Ну, блядь…»

Но я ее тоже понимаю,
потому что, ну, как бы не знаю,

может сложиться впечатление,
что там, не знаю,

какая-то помойка к тебе пришла
и живет с тобой типа,

которая занималась сексом, блядь,
с сотнями каких-то непонятных девок.

Типа да, это тоже не очень хорошо как-то
по отношению к ней с какой-то даже стороны.

И поэтому, ну, нормально, че.

Умножил на десять, да.

— Ты давал интервью Дмитрию Гордону.

И он в конце попросил
тебя спеть что-то акапелла.

— Да.

— Ты спел две песни.

И первая — была песня Ивангая.
— Да.

— Ты знал ее наизусть?

Ну, ты спел кусочек.
Но этот кусочек ты знал наизусть?

— Я не знаю, говорил Гордону или нет,
но Ивангая я очень люблю.

Нет ни одного человека,

который не троллит Марьяну
по поводу Ивангая так часто, как я.

Ну, то есть,
меня абсолютно угарает этот персонаж.

Я очень сильно прям, ну,
типа, не знаю, смеюсь с него.

Ну, он какой-то, блядь, ну, странный вот.

И то, как он себя ведет, что он делает вообще,
ну, то есть вызывает массу вопросов.

Ну, он такой типа мем тоже. Реально вот.

Не люблю это слово, его уже так
это стремно как-то даже использовать.

Ну, он реально вот такой.
Ну, какой-то не знаю, ну.

Блядь, как персонаж из мультфильма,
типа Лунтик. Понял?

Вот, ну и как бы я всегда как-то так типа:
«ха-ха, ха-ха, коры, коры» — типа.

— И чтобы поиздеваться над Марьяной,
ты выучил песню «Демон»?

— Нет, не поиздеваться.
Ну, реально просто…

Я не могу издеваться над Марьяной,
потому что я ее очень сильно люблю.

Ну, подтрунивать. Ну, это такая тема.

Как дед с бабкой, знаешь, вот подтрунивают,
что-то друг друга подъебывают.

Тут то же самое абсолютно.
Ну, то есть: ха-ха-ха.

Ну, то есть это прикол.

Не знаю, у меня, к примеру,
мои дедушка с бабушкой…

Они, не знаю,
там дед в духе ее подтрунивал.

Хотя они прожили там уже лет 50, наверное,

он ее подтрунивает до сих пор
иногда за какого-то типа,

с которым она дружила, так скажем,

когда ей было 18 лет,
она работала в военкомате в этом типа,

ну, там на документы печать ставила.

Вот за такие вещи. Ну,
это то же самое, ну, просто.

И она может надо мной поугарать
по каким-то таким поводам.

По поводу альбома Hate Love,
там еще что-то такое.

То есть, вот так всегда.

— А мне казалось,
у вас хорошие отношения с Ивангаем.

Или вы незнакомы?
— Мы незнакомы.

— А он просто--
— Ну, как у нас могут быть хорошие отношения?

У нас нет никаких плохих отношений,
потому что ну я не знаю…

Ну как, я могу сказать, в принципе,
почему бы они могли быть.

Но в целом я не тот человек,
который испытывает,

не знаю, ну,
большую ненависть к каким-то там…

…не знаю, бывшему парню моей девушки.

Ну, было и было. Ну, хрен с ним.

От того, что он ее бывший,
мне без разницы реально.

Просто у нас не может быть
априори хороших отношений,

потому что моя девушка говорит
по всему интернету,

что у них был такой жесткий,
как это называют сейчас, абьюз, мягко сказано.

А он говорит, что такого не было.

А она мне рассказывает ужасные вещи.

Я склонен ей верить,
потому что я знаю ее лично.

Не только потому что она моя девушка.

Потому что я просто знаю ее лично,
и я не понимаю, в чем ее мотивация врать.

(музыкальная заставка)

— Мы в том интервью с тобой
еще говорили про поколение Z,

зумеров.

И мы делали то интервью,
чтобы исследовать интересы этого поколения,

к которому я уже там
никаким образом не относился.

— Сейчас другое поколение Z.

— Да, как зарифмовалось.
— Да, ужасно.

— В том интервью ты говорил, что:
«У меня нет военника, меня никто не ищет».

Ну, просто никто не ищет.
— Да.

— Но потом тебе
пришлось в военкомат пойти?

Ты постил фотки оттуда.
— Да.

Ну, я не постил:
меня сфоткали исподтишка.

— Ты решил вопрос?

— Ну да, я негоден.

— (Дудь) Ты негоден?
— Да.

— Честно негоден?
— Честно.

— (Дудь) А что у тебя?
— Ну, у меня честно такое плоскостопие,

что я негоден.

У меня вот даже сейчас, к примеру,
поясница как-то так себе.

Ну то есть, я стельки не ношу потому что.

Но шуму было очень много,
конечно, из-за этого всего.

Там такой цирк был просто!

Вот это опять-таки минусы быть медийным:

исподтишка кто-то сфоткал,
что-то выложил, бля.

Ужас был вообще там.

(смеется) Там какие-то коры были.

По-моему какой-то чувак там
чуть ли не из Генштаба говорил:

«Мы готовы принять его в этом
нашем Генштабе на службу!»

Я думаю: «Блядь,
что вообще что ли ебанулись?»

Ну, прикинь, если бы я в армию ушел,

«Юмориста»,
ничего бы не было вот этого всего.

Всё же было в тот период как раз после.

— Ты в своем эмоциональном
посте говорил про деда,

у которого есть орден.

За что он его получил?

— Так, сейчас.

Не против, если я воспользуюсь телефоном?
— (Дудь) Давай, конечно.

— Вот здесь я не нашел,
откуда у него был орден Суворова.

Но он у него был, вот.
— (Дудь) Ага.

— Он…

…дошел до Берлина.

Он всю войну прошел, командовал батареей.

Это мой прадед, вот.
— А-а.

— По отцовской линии.

Он был представлен Героем Советского
Союза за форсирование Днепра.

Но эти документы, видимо, где-то потерялись
в процессе прохождения процедуры.

Так бывало во время войны.

То есть, у него просто…
Откуда это известно:

на юбилейном эфире
по башкирскому ТВ его политрук,

башкирский поэт
Назар Наджми вот это объявлял.

Что типа моего прадеда представили
«Герой Советского Союза»,

но типа не срослось как-то.

— А ты читаешь это?…
— Это мне бабушка переслала.

Я ее спрашивал, да. Я просто знал,
что ты будешь об этом говорить.

Звали его Иван Павлович Дрёмин.

Лютый был тип, вот.

То есть, ну, он, к примеру, там, не знаю,
мог ложкой там по лбу ударить за то,

что кто-то первый за хлебом
тянется, первее, чем он.

Вот такой, ну, авторитарный мужик.

Вот, ну тогда такие
там времена были и всё такое.

Тем более он из этой, как, из деревни.

Вот там такое интересное
было село в Башкире.

Оно до сих пор есть. Там половина улицы
одной фамилии, а половина — Дрёминой.

Очень лютые типы.

Еще, кстати, упоминая всю тему,
сегодня я тоже получил информацию,

что со стороны мамы у меня
казачество было раскулачено.

Вот, и у меня были враги народа
— сельский врач.

Это вот дед моей бабушки.

10 лет без права переписки,
расстреляли в лагере.

По доносу за какие-то книги.

Ну, вот короче у меня тоже есть
семейные истории разных сторон.

— А, ты теперь тоже враг народа?

— Ну, вот этой, так называемой,
моей тети, которая жена моего дяди.

Вот, ей один раз еще в том году,
когда я Навального поддержал в Инстаграме,

ей говорили, что я враг государства.

Что у нее в семье враг государства.

— Это кто-то на работе?
— Да.

Она работает в Общественной палате
Республики Башкортостан.

— Ага.

— Чем я на самом деле сейчас,
в данный момент, не горжусь.

Я понимаю, для чего она это делает.
Я знаю ее, как человека.

Она вполне нормальный человек,
но ей приходится конечно очень много

с какими-то стремными людьми
иногда договариваться.

Ну, там я тебе объясню, какая тема.

Она занимается… В общем,
у нее проект по старикам.

То есть, она занимается именно вот стариками.

И вот она по этой теме как раз
оказалась в Общественной палате.

И там…

…ей приходится с этими всеми людьми,
там с властью сотрудничать и всё такое.

Но ее довольно жестко конечно прижимали.

— За тебя?

— Не только. В целом
система так устроена.

Ну, в их интересах,
чтоб она куда-то это улетела.

Сейчас вроде она как-то
устаканилась там, слава Богу.

Вот, но всегда в таких интересах,
чтобы, ну, знаешь там,

чтобы у них своя тема была какая-то.

Деньги-то не должны уходить
на то, на что рассчитаны.

Деньги должны уходить в карман к себе.

Вот такая история.

— Ты против войны.

Два возражения,
которые витают в телевизоре

и которые будут в этих комментариях.

А почему ты не был 8 лет
против войны на Донбассе?

— Очень плохо, что я не был 8 лет
против войны на Донбассе.

Я это признаю.

Я должен был быть. И не на Донбассе,

потому что это слово — пропаганда сейчас,

а войны в Донецкой и Луганских областях,

которой бы не было,
если бы не наше государство изначально.

— Соединенные Штаты Америки
бомбили самые разные государства:

Ирак, Югославию, Сирию.

Почему им можно, а Российской Федерации,
которая тебе так не нравится, нельзя?

— Никому нельзя.

И американское государство
мне за это тоже не нравится.

Мне не нравятся милитаризованные государства.

Мне нравится Исландия,
там вот вообще ничего просто нет.

Вот там нет армии вообще.

Похуй.

Вот и всё. И они живут
прекрасно, я думаю.

— Ну, ты понимаешь, что ни Штаты,
ни мы так не можем?

— Я понимаю конечно.
Это огромные страны с большим населением.

Там особенно в Штатах 330 миллионов.

У нас огромная территория, да, там.

То есть, это всё другие вещи,
империализм и прочее.

Но это всё не путь развития.

И я осуждаю все эти моменты.

И к сожалению, да, я признаю откровенно,
что мне не было так…

Мне не была эта тема так душев… Такой…

Она не была для меня такой
душещипательной, душераздирающей,

пока это не коснулось конкретно меня,
и страны моей, и моего народа,

и моего близкого соседнего…

…народа, который мне очень нравится,

у которого многому есть,
чему поучиться, на самом деле.

А, ну то есть, убивая сейчас украинцев,

Россия убивает собственную
демократию и собственную свободу.

Потому что государству не нужен под боком

пример развивающейся демократии
и реальной свободы слова.

— Ты говоришь, что там свобода слова.

Тебе скажут, что это не совсем так.

Если бы ты приехал, например,
там в 21-м, в 20-м году

и сказал бы что-нибудь хорошее про Путина,

не факт, что тебя позвали бы
в следующий раз.

— Да, потому что, как я уже заметил,
это развивающаяся демократия.

И свобода слова там
тоже имеет свои минусы.

Вот, но не стоит забывать о том,
что первое: у них война идет.

И второе: они защищаются, вот.

То есть, ну это такие реакции, как в духе,

я могу вот там быть
довольно развитым человеком,

я могу понимать, что хорошо,
что плохо, но, скорее всего,

если на улице сейчас подбегут
и меня ударят, я ударю в ответ,

а только потом уже буду думать.

Вот, они 8 лет бьют в ответ.

Они потом, может быть, подумают.
И то, это очень тяжело будет.

И не стоит забывать,
не им надо в первую очередь думать

обо всём, что сейчас проиходит,
нам надо думать, вот.

И нам вообще надо думать намного больше.

Нам надо думать за все 140 миллионов,
потому что у нас, я думаю, блядь,

миллионов 139 нихуя не думает сейчас.

Если не больше.

К сожалению, они думают,
блядь, я не знаю, чем.

Они радуются тому, что государство
не дало им развиться самим.

И за счет внешней какой-то агрессии

они теперь наконец-то себя
могут себя людьми почувствовать.

Блядь, силой: «Мы кто-то».

Но они не понимают, что это не СССР,

что это 2%, блядь, мирового ВВП.

Всем похуй.

Понимаешь, вот это большая проблема.

И это нагоняет еще большей грусти.

Но сейчас россияне, при всей
моей любви ко многим русским вещам

— это не та нация, которую стоит жалеть.

А тот человек,

который сейчас про русофобию говорит
и про войну молчит,

ну, блядь,
пусть он нахуй себе плюнет в лицо,

в зеркало, блядь,
когда будет смотреть.

(музыкальная заставка)

Блядь, если честно, наверное,
на камере это не видно,

я всё интервью дрожу.
 — Замерз?

Давай скажем, если вдруг кто-то подумает,
что вот это у тебя такая защитная поза,

ты просто мерзнешь, да?

Да, здесь в Европе
в некоторых местах прохладно.

Просто у них, в принципе, не особо развита

культура какого-то такого
сильного отопления зимой.

Они, наверное, привыкшие. Я не знаю.

Но мне прям, да, мне нравится,
когда тепло в помещении.

Я так привык зимой.

— А сейчас прохладно?

— Прохладно, да. Меня реально трясет
всё интервью чисто от холода.

— Был кто-то молодой
или новый за последнее время,

на которого ты смотрел и говорил:

«Ха-ха, это я 5 лет назад!»

— Моргенштерн.

Кто еще?…

Много, на самом деле, очень звучания

даже сейчас во всяких Тик-Ток
вот этих странных песнях.

там у стримеров, у каких-то там блогеров,
у каких-то тик-токеров.

Всё вот этот вот кач
вот этот, понимаешь?

То есть, вот как я вот эту
дисторшн тему подрезал типа,

ну, откровенно в 17-м году ее запустил,

так потом ее Биг Бейби Тейп,
понимает он это или нет,

но все равно уже после меня подхватил.

Вот этот дисторшн, разъёб, бас.

Тун-дун-дун — вот эта вся история.

Ну, потом Моргенштерн на этом
тоже себе сделал карьеру.

Вот, и как бы эта тема до сих пор
остается и я этому удивляюсь.

Я почему перестал это делать?

Потому что я, если честно,
был уверен, что типа, ну, всё.

Как бы я это полгода поделал,
все хуй забьют и всё на этом закончится.

До сих пор типа я где-то
встречаю какие-то такие треки.

Кто-то пытается делать такие песни,
типа кач, расколбас вот этот вот,

непонятный трэп.

Ну, аморалочка вообще в целом
как бы после меня так качнула нехило,

всякая, ну типа аморалочка.

Может у Соды Лав есть
какие-то такие вот схожести.

Но всё это как бы короче…

Я сделал какой-то разъеб,
и вот до сих пор этот разъеб качает.

То есть, у кого я его подрезал без разницы.

Но сделал я его так,
чтобы это было массово.

И именно вот с дисторшеном,
вот с этим всем — я.

Нравится вам это или нет, не знаю.

Ну вот как бы больше всех
конечно подрезает Моргенштерн.

— Подрезает?
— Ну, он собирательный образ.

Много всего всякого.

— Ну не только тебя?
— Ну да, конечно.

Ну, 6ix9ine, Lil Pump,
еще кто-то там… Playboi Carti

— ну, кто там с коммерческой
точки зрения может быть интересен.

Он такой типа коммерс
музыкальный, современный.

Шнур такой типа.

Вот, да-да.

— Что думаешь про его эмиграцию?

— Думаю, что это конечно ужасно,
когда глава Следственного комитета

такой хуйней страдает, вот.

Тем более преклонных лет
такой мужчина, вот, это во-первых.

А во-вторых, ну,
такого быть конечно не должно.

Не должны музыканты, артисты
и блогеры, нравятся они мне или нет,

не должны они съёбывать из страны,

потому что они что-то поют.

Не знаю, без разницы что.

То есть, ну, тем более какие-то такие
бредовые какие-то вообще основания.

Ну, какой Моргенштерн, блядь,
— торговец наркотиками?

Ну, это смех какой-то реально.

Если вы нормальный человек,
который подает нормальный пример,

если, там не знаю,
ребенком своим занимаетесь,

то 90% минимум,
что не будет ваш ребенок этого делать,

даже если он будет слушать
Моргенштерна или еще кого угодно.

Мое мнение, вот.

Но в целом конечно я не знаю.

У меня спорное ощущение по поводу
Моргенштерна, как персонажа.

Я думаю, что он из тех людей,


которые вполне могут
договориться с любой властью.

Вот, и не удивлюсь,
если он это уже сделал

или если он это сделает в ближайшее время.

— Тебя, я так понимаю, смутили слухи
вокруг канала «Не Моргенштерн»?

— В том числе, да. Мне один человек,

который рассказывал всякие
разные инсайды вот,

потому что частенько ему приходили
всякие разные там предложения,

от «Газпром-медиа» и вот эта
вот вся движуха стремная.

Вот они ему как бы рассказывали.

Ну, какие-то там в процессах
их предложений, вот,

до меня какие-то
инсайды от него доходили.

Я в них даже не верил. Но потом,
когда они начинали сбываться, я как-то верил.

И вот, да, он мне такой
с полной уверенностью сказал,

что вот его вот этот телеграм-канал
исходит как бы, ну, при поддержке

Кристины, или как ее зовут, Потупчик,
которая еще из движения «Наши»,

которая занимается…

Ну, чуть ли не главный человек
в политической рекламе.

Вот, и я в это вполне могу поверить.

Не буду утверждать. Я не знаю точно,
но в такой слух я поверить могу.

— Но свое антивоенное высказывание
он сделал — клип «12».

— Понимаешь,
я сейчас презираю всех котов Леопольдов.

И не считаю полноценным антивоенное
высказывание, которое звучит в духе:

«Лишь бы не было войны» — вот это всё.

— А эта концовка тебе там показалась,
как «лишь бы не было войны»?

— Эта концовка мне вообще показалась позором.

Потому что сейчас объясню почему.

Как ты, битмейкер Палагин,
человек, который украинец,

можешь, блядь, такому чудищу нахуй
давать голосовые своей матери,

над которой бомбы летают,

чтобы он в своих вот этих непонятных
высказываниях вот это вставлял в конец?

Ты понимаешь то, что это,
блядь, не высказывание?

«Лишь бы не было войны.
Война — это плохо, блядь».

«Люди умирают»
— это не высказывание сейчас.

Сейчас высказывание от любого
уж гражданина Российской Федерации

— это говорить, как есть.

Почему люди умирают?
Кто эту хуйню начал? Кто виноват?

А не так, что: «Война — не модно, ебать!»

«Не воюйте нахуй» — вот эта хуйня.

Всё, типа, знаешь, в духе там:
«Война — это не круто!»

«Вы там это…»

«Лишь бы не было войны!»

Не, нахуй. Так не работает.

Ты либо говори прямо:

«Вы, блядь, остановитесь нахуй,
кто начал эту войну».

«Вы не правы.
Вы делаете полную дичь».

«Нам эту хуйню расхлебывать
потом еще десятилетиями,

если не столетиями».

Вот только можно сейчас высказываться.

По краней мере,
я вот так воспринимаю.

Либо лучше молчи.

Понятное дело то, что он делает,
да, условно говоря, это лучше,

чем, как какие-то люди там
начинают говорить про русофобию.

Сейчас самое время, блядь.

Или про какие-то другие там, знаешь…

Или еще, не дай Бог, высказываются за.

Но в целом это не позиция.
Это на двух хуях.

На двух стульях.

Я как бы, если что,

вот, украинцы,
вам тут это типа как-то вот помог.

С другой стороны как бы,
в принципе, у меня ресторан там,

у меня там дом, у меня там машина,
еще что-то, еще что-то.

Всё это в таком духе.

И это не один только Моргенштерн,
я не хочу его дьяволом каким-то делать.

— Но он не имеет доступа ни к ресторанам,
ни к дому, ни к машинам.

Он не вернулся до сих пор.

— Понимаешь,

он рассчитывает на то,
что он вернется скоро, очевидно,

делая такое высказывание.

Иначе бы он делал высказывание о том,
как всё на самом деле обстоит.

Моё мнение.

А не о том, что: «Я кот Леопольд,
давайте не будем воевать».

Ну, вот как я это просто услышал и увидел.

(музыкальная заставка)

— Как ты думаешь,
когда ты вернешься в Россию?

— Думаю, когда режим падет,

когда люди начнут
во что-то другое верить.

Я думаю, на моем веку это произойдет.

Вопрос в том, как скоро.

И вопрос в том, надолго ли.

Вот.

Ну вот я думаю,
когда такое время будет.

— Надолго ли?
— Ну да, в 90-е годы--

— Ты веришь в новую спираль:
чуть-чуть свобода и…?

— То, что у нас всегда за какие-то
преступления никто не наказывается,

вот наверху

— это, мне кажется, очень плохая, конечно,
такая, знаешь, палка в колесе.

И я очень хочу,
я очень просто сильно мечтаю о том,

что мы когда-нибудь пойдем,
да, по такому пути,

который избавился от диктатуры
и начал развиваться.

Но, блин,

первая попытка провалилась,
по крайней мере, после СССР.

— Ты допускаешь,
что больше никогда не вернешься в Россию?

— Да.

— Тебе грустно от этого?
— Да.

Особенно грустно от того,
что я, может быть,

не увижу никогда бабушек своих и дедушку.

— Они это понимают?
— Да.

— Вы проговаривали это словами?

— Думаю, это понимает моя бабушка одна,

потому что другая уже толком
нихуя не понимает, у нее Паркинсон.

Вот, дедушка…

Мы еще с ним не общались об этом.

Но а бабушка, да.
Она мне говорит как бы там:

«Сильно не газуй,
а то никогда с тобой не увидимся».

Вот, и я, к сожалению, конечно понимаю,
что видимо газуй, не газуй, но уже…

Уже может и не увидимся.

Хуй знает. Просто ей 77 лет.

И я не знаю, что будет завтра.

Люди в таком возрасте
могут прожить еще 10 лет,

а могут прожить один день,
в принципе, как и все мы.

Но они подвержены большему риску.

(музыкальная заставка)

Оказавшись сейчас перед Путиным,
чтобы ты ему сказал?

О-о-о!… Блядь. Ну и вопрос.

Я не знаю вообще.

Я реально, блядь, боюсь,
что я бы слов не нашел.

То есть, я не знаю, я бы…

Я не знаю просто,
что делать с таким человеком.

Реально, ну, то есть, его увидишь
— что с ним делать?

Ему 70 лет тоже вот.

Ну, он ужасный, блядь.

Ну, вот что рука поднимется
у меня или нет на него?

Не знаю.

Сказать что-то?

Блядь, язык сломается
с ним разговаривать,

слова тратить нахуй.

Не знаю, мне воздух жалко.

(заключительная сцена)