вДудь (vDud)
Комиссаренко – новая жизнь после протестов в Беларуси (Komissarenko - a new life after the protests in Belarus)
— Здравствуйте, ребята.

Ха-ха-ха-ха-ха!

(с белорусским акцентом)
Речка-речка-речка, остудил пивко!

— Давно ли ты потерял страх?

(с акцентом)
— Еще и крепкий орешек добавьте!

— А я считаю, что Лукашенко молодец.

Что? Ты больной на голову?

Спасибо Ютубу за то,
что там такие люди добрые.

Просто смотрите интервью.

(музыкальная заставка)

(аплодисменты)

У меня, знаете, до чего дошло вообще?
У меня дошло до того,
что я стал друзьям говорить:

«Я не пойду, если он меня позовет. Я…

(зал смеется)

Он меня вообще не зовет, понимаете?

Пустое место я для человека, понимаете?

Да, переживаю.
Переживаю. Что поделать?

Уже смотришь, кого он позвал, ты такой:

«Вот эти? Вот эти идут, да?

Вот эти люди идут — хорошо, замечательно».

Юра, набери меня.

Я держусь из последних сил.

(звон мобильника)
— Когда у нас был предыдущий гость
из мира комедии —

это был Серега Орлов —

и я в Твиттере раздал это интервью.

Там сразу же стали писать:

«Опять стендапер!
Сколько можно звать стендаперов?»

И там появился замечательный комментарий.

Он немножко грубый,
но каждый может на нем прочитать,

почему со стендаперами
хочется разговаривать.

Как ты относишься к такой формулировке?

Что стендап чуть ли не последнее место,

где люди еще не боятся
говорить, как есть.
— Ну, ты знаешь,
всё-таки справедливости ради,

очень много музыкантов,
которые не боятся говорить, и режиссеров.

И вообще много творческих людей,
которые не боятся говорить.

Но стендап, действительно, построен на том,

что ты должен говорить правду.

Потому что смотри, юмор изменился,

и стендап изменил юмор окончательно,

потому что сейчас уже
у стендап-комиков есть шутки,

которые доставляют тебе удовольствие
какое-то вот, как зрителю.

Не только на моменте, где смешно,

но и на моменте,
где просто человек говорит какую-то мысль

или делится чем-то.

Это мысль полностью совпадает с тем,
кто ее говорит, как он ее говорит —

и это создается такая объемная картинка.

И, плюс ко всему, в стендапе
очень тяжело притворяться и что-то играть,

потому что ты на сцене,
и всё как бы по тебе видно:

играешь ты, не играешь,
там волнует тебя, не волнует.

То есть, если ты занимаешься стендапом,

ты рано или поздно всё равно
придешь к тому, чтобы вот быть честным.

Есть много людей,

ну, для которых образ комика
Славы Комиссаренко был примерно таким:

очень приятный парень,

у которого 1500 шуток про отношения.

— Про его девушку, да.

— Который шутит только про это,

а какие-то общественные,
социальные вопросы он обходит стороной.

— Угу.

— Но в этом году многое изменилось.

— Да.

— Что изменилось и почему,

мы как раз и хотели исследовать.

— Да, и вы в курсе, что происходит в Беларуси.

В Беларуси сейчас очень тяжелые времена.

9 августа у нас были выборы.
Лукашенко оглушительно проиграл.

После чего он фальсифицировал выборы:

нарисовал себе 80%.

Вся страна вышла на мирные акции протеста.

У Чык-чырыка свистанула фляга:

всё, блядь, аграрный Рэмбо бегает,
кошмарит страну —

это просто ужас вообще, понимаете?

Произошли чудовищные события,

которые произвели такой эффект сильный,

что люди, даже которые до этого
обходили эту тему стороной,

уже не могли больше это всё игнорировать.

И события были настолько ужасные
и такой силы чудовищной,

что ты как будто бы вообще не мог…

Не мог бездействовать,
тебе нужно было сделать хоть что-то.

Ты прижат к стенке как будто бы,
тебе нужно что-то сделать.

Ты не можешь вот в этой ситуации
ничего не делать абсолютно.

Для многих, собственно,
появление Славы Комиссаренко,

как человека из комедии,
который обсуждает в своем ремесле политику

и то, что происходит в Беларуси,
началось, собственно, с «Чык-чырыка».

Как ты к этому шел?

— Мы очень остро переживали:
вот все белорусы в Москве.

Мы все были на связи друг с другом.
У нас тут большое сообщество.

И у нас как будто бы расходились мнения:

кто-то считал, что всё может получиться,

кто-то там собирался ехать в Минск.

А потом там были эти все антикоронавирусные еще ограничения.

Мы поняли там, что ты в Минск не поедешь.

И мы решили идти на выборы все вместе.

В белорусское консульство вот на «Китай-городе».

И мы туда пошли все голосовать, всеми белорусами.

Все понимали там,
что все голосуют за Тихановскую.

Кто-то на входе проводил опросы,

чтобы понять, какое количество
там за кого голосует.

Там были эти варианты складывать
бюллетени определенным образом,

чтобы понять.

Но даже в тот момент--
— Урна прозрачная?

— Да. И даже в тот момент
все не понимали как бы…

…что последует за этим.

То есть, никто не понимал,
что такой ужас начнется.

И когда начались все эти события:

сначала людям не давали проголосовать,

специально очереди были
на избирательных участках,

там не пускали никого, разгоняли.

И ты такой был готов
к такому уровню противодействий.

Ты хорошо это знаешь.


Ты много лет это видел
все предыдущие выборы.

Но потом, когда началось какое-то чудовищное,
беспрецедентное насилие,

абсолютно бессмысленное,
абсолютно никем не провоцируемое,

просто с ровного места.

Вот эта вот первая стычка,
которая была,

когда ОМОН набросился на мирных людей,

которые кричали чуть ли
не «милиция с народом» в этот момент,

когда они начали
их гранатами закидывать.

И когда ты просто смотришь
все эти ролики —

это вызывает у тебя ощущение,
что ты не можешь вообще бездействовать.

Некоторые ребята, которых я знаю,

не могли выдержать
вот эту всю информацию.

Они уходили в такую позицию,
что типа: «Я не могу на это повлиять,

поэтому я не буду это смотреть,
меня это разрушает,

и так только хуже становится».

А кто-то не мог на это не реагировать.

И я, если честно,
не планировал что-то писать.

Просто меня как-то так переклинивало,

что я начинал просто
посреди концерта высказываться.

Вот просто, как высказывалось, где-то с матами,

где-то с какими-то резкими заявлениями на концертах.

Таким образом, я навысказывал
какое-то количество материала.

И потом это совпало с тем,
что меня позвали в «Что было дальше?».

Я вспомнил Ваню Усовича с его списком пидорасов,

и подумал, что мой список тоже готов.

— (Дудь) Авиасейлс —
мои кореша с авиабилетами.

На сцене тебя разогревает сейчас Егор--

— Да.
— Свирский?

— Да, ему 19 лет. Это мой продюсер.

— Как так получилось?

— Мы подружились, получается.

Егор хотел со мной подружиться.

И я такой: «Ну, давай попробуем».

Мы начали общаться,
и он оказался очень классным чуваком.

(хлопки)

(зал ликует)

Здравствуйте, ребята.
Екатеринбург, всем привет.

Добрый вечер всем!

Вы все понимаете,
что сегодня съемка «Спасибо, у меня всё».

Или кто-то?…

Поаплодируйте,
кто пришел на стендап.

(многочисленные хлопки)

Всегда есть такие люди,

поэтому мы приготовили и стендап,
и «Спасибо, у меня всё».

Да, потому что не хочется,
чтобы кто-то уходил разочарованный.

Белорусский сервис — предугадываем…

(смех)

…предугадываем ваши ожидания.

Так.

— (Дудь) «Спасибо, у меня всё» —
тебе люди из зала задают вопросы,

и ты потом показываешь это на ютуб-канале.

То есть, ты придумал жанр
платного интервью комика.

— Ну, во-первых, опять-таки я не претендую
на то, что я это придумал,

потому что, в целом, это делает Кевин Смит.

Это режиссер американский, очень крутой.

У него есть «Вечер вопросов
и ответов с Кевином Смитом».

Только в силу того, что он гораздо
более интересная личность, чем я,

к нему очень много вопросов
по поводу его фильмов…

Он там вселенные создает.

«Джей и Молчаливый Боб» —
это же он придумал.

— А-а.

— «Догма» там, «Девушка из Джерси».

Он очень крутой режиссер.

Ему там даже что-то «Зеленый фонарь»
предлагали снимать.

И вот я увидел, как он это делал.

Потом это делал еще Джо Роган.

Мы это с Витей Комаровым делали.

Просто в какой-то момент я начал это делать,
потому что мне…

Как бы комики как задают вопросы:

как вас зовут, чем вы занимаетесь.

И мне всегда, знаешь, немного неловко.
Типа че я доебался до человека?

Он сидит — я ему: как вас зовут.

А когда люди мне задают воспрос,
мне комфортно.

Ну как бы, знаешь,
как будто вы поменялись ролями.

И поэтому я в этом, оказалось,
что чувствую себя комфортно достаточно.

— Ну и, по сути, это же в шоу превратилось.

Люди покупали билеты сегодня
на «Спасибо, у меня всё».

— По сути, да.

Мы делали стендап для них,
просто некоторые обманулись,

чтобы они не расстраивались.

— Мы в Костроме.

И за моей спиной одна из главных
местных достопримечательностей —

«Торговые ряды».

Их начали строить в 1775-м году.

Сейчас это крупнейший сохранившийся в России
комплекс такого формата.

Первыми построили Красные Ряды.

Они же Гостиный двор.

Для продажи тканей,
кожаных изделий, мехов.

А в итоге, в финальной версии комплекса
оказалось 20 построек

с огромным выбором
самых разных товаров.

Торогвлю продолжают вести здесь и сейчас.

Больше двухсот лет спустя.

По сути, это огромный
старинный торговый центр.

Мы пригнали сюда с Серегами,

чтобы, во-первых, показать всю эту красоту.

А во-вторых, чтобы поговорить про место,

где можно купить почти всё,
что угодно, в 2021-м году.

OZON — старейший маркетплейс в России,

где можно заказать товары самых разных категорий:

от книг и одежды
до продуктов питания.

Плюс здесь доступны разнооборазые виды услуг.

Например, клининг.

Сейчас я закажу на OZON важнейшую вещь
в нашем производстве —

внешние диски.

Внешние диски — это та штука,
на которой мы храним все наши исходники.

И мы всегда в поиске тех,
которые побыстрее и пообъемнее.

Это будет для путешествий.

А для домашнего использования
вне экстремальных условий…

О-о, на 5 терабайтиков! Давайте.

«Купить в 1 клик» — выбираю.

Готово.

Уже завтра диски будут у меня.

Время доставки зависит от того,
где вы живете.

Но по статистике 40% заказов по России
доставляют уже на следующий день.

Спасибо.

А теперь важный анонс.

С 11-го по 13-е ноября на OZON
пройдет большая распродажа

под девизом «Руки-загребуки».

Но а если не успеете закупиться,

с 26-го по 28-е ноября на сайте
и в мобильном приложении OZON

будет Черная пятница —

суперраспродажа с большими скидками
на миллионы товаров.

Оптимальный момент,
чтобы заказать всё, что нужно себе,

и закрыть все вопросы
с подарками на Новый год.

А для владельцев премиум-подписки
Черная пятница на один день раньше:

25-го ноября.

Переходим по ссылке в описании.

Там все подробности.

А если вы никогда не заказывали на OZON раньше,

вводим вот этот промокод

и получаем 300 баллов при первом заказе
в мобильном приложении.

(хлопок)

Вперед!

В гримерке ты несколько раз подчеркивал,

что твоему продюсеру Егору 19 лет.

— Ему уже 20.

— Егор, поздравляем.

(смеется)
— С днем рождения, Егор.

— Я правильно понимаю,

что тебе важно иметь в своей микрокоманде человека,

который из совсем другого поколения?

— Как будто бы да.
Но это произошло всё естественно.

То есть, Егор как будто бы меня больше нашел.

То есть, мы с Егором познакомились
там на Comedy Баттле.

И просто через вот белорусскую тему…
Егор из Минска.

Он прикольный парень,
смешно выступает.

И так получилось, что Егор в полуфинале,
кажется, слетел.

И я ему написал там типа:
«Не расстраивайся, ты большой молодец,

у тебя большой потенциал».

А Егор мне говорит: «Да я не расстраиваюсь.
Классно, я в полуфинале был!»

И меня просто поразило,
как вот парень фокусируется на хорошем,

и пропускает то,
из-за чего можно расстраиваться.

Я еще тогда подумал:
какое прикольное мышление.

И, в целом, потом Егор говорит:
«Я хочу в Москву».

Я говорю: «Всё, переезжай,
будем вместе работать».

— Что это за поколение?

— Это поколение очень крутое!

Оно круче нас…

Я не хочу этим быть…

Как это сказать?

Противоположностью бати
на вечеринке, знаешь?

Это батя на вечеринке вот такой.

А я наоборот хвалю это поколение.

Типа как, знаешь, как ты смотришь,
Невзоров и Шнур такие говорят:

«Pharaoh офигенный».

Ты такой: «Вам нравится Pharaoh?»

И ты такой: нет, я допускаю,

но как-то вы его в четыре раза старше типа.

Но мне, что нравится в этом поколении,

вот там 20+, чем они отличаются
в первую очередь от нас то,

что мы десять раз подумаем прежде,
чем что-то делать.

Над нами всегда какой-то груз.

То есть, мы, например,
решаем там какой-то проект запускать.

И мы всегда такие типа:

«А достоин ли я этого?»
А получится ли у меня?»

«Вот более достойные люди делают».

А это поколение вообще не думает.

Они такие: «Давай что-то делать. Офигенно!»

И они это уже делают.

Они без анализа,

то есть над ними не довлеют авторитеты.

Нас как будто бы учили,
что есть какие-то люди,

которые там опытнее нас
или там дольше нас этим занимаются.

Надо перед ними…
Это всё из КВНа еще пошло.

«Это участник одной из 64-й лиги КВН Азии.

Его надо уважать».

И мы такие типа, знаешь, как будто
перед этими авторитетами в рот им смотрим.

А это поколение такое:

«Возможно вы крутые,
да и мы не хуже. Мы тоже делаем».

То есть они не говорят:
«Вы отстой. Мы пришли на смену вам».

Они говорят:

«Вы крутые, да и мы тоже крутые».

И просто делают.

И вот это очень прикольное,
знаешь, настроение.

— Я правильно понимаю,

ты продюсируешь канал Славин?
— Да-да-да.

Всё, что там выходит, мы делаем вместе.

— А подкаст вы вместе придумали?

— Нет, я уже был…

Ну, Слава… Подкаст придумать уже…

— (Слава) Так себе достижение, да,
придумать подкаст?

Ну типа мы делали уже.
— Я думал, ты первый это сделал.

—Нет, там еще есть--
— (Дудь) В мире.

— (Слава) Ага, и стендап я придумал.

Это есть такой в Москве комик,
который стендап придумал.

Не надо. Не надо.

(Слава смеется)

— Это Незлоб?
— Не.

— Павел Воля?
— Не.

Не угадаешь.

— Ну…
— Ну, давай, угадывай. Не угадаешь.

Ну ладно, Коля Куликов.

— Это сценарист «Движения вверх»?

— Ты знаешь, что он первый стендапер
на русском языке вообще?

— Еще раз: сценарист «Движения вверх»,
«Легенда №17»?

— Первый стендап-комик в России
и первый импровизатор в России.

Вот откуда потом появилась «Импровизация» —

шоу на ТНТ.

Он типа… Это импров.

Американская тема.

И вот он первый узнал стендап,
он его переводил.

У него был Живой Журнал.


И я из Минска такой:
«О-о, вышла новая статья!»

Там, знаешь, ты просто всё впитываешь.

И вот я следил. Потом я приехал в Москву.

Пришел на его концерт —
мне не очень понравилось.

Я такой: почему ты писал, что у тебя так смешно,

а на концерте не так смешно.

Потом мы познакомились,
начали общаться.

Он удивительный человек,

потому что он одно время
производил впечатление такого, знаешь,

очень нарциссичного человека,
который такой:

«Вы тут ничего не понимаете.
Я шучу интеллектуальные шутки.

Вы их не понимаете.
Вам лишь бы про алкоголь и про секс».

И потом какой он проделал
огромный путь, работу над собой.

Он стал мощным сценаристом.

И я потом случайно увиделся с ним в Таиланде.

Это просто суперосознанный чувак такой был.
Было классно с ним общаться.

— И он, по-моему, один из первых,
кто поехал на Fringe, фестиваль в Эдинбурге.

И он на английском, по-моему, выступал.
— Да, он на английском разносил.

— Да-да-да-да-да.

— Вы любите Екатеринбург вообще?

(толпа доброжелательно кричит)

— Да! Екб, нахуй!

(все смеются)

— Почему мы здесь?

— Потому что это екатеринбургский стендап-клуб.

— Я правильно понимаю,
это уральские пацаны,

которые могли бы, как и все,
переехать в Москву

и делать стендап-карьеру там,
но они остаются здесь.

— Именно так.

(смеются)

— Просто Слава нам именно так рассказывал.

Говорит: «Прикинь,
они могли бы давно здриснуть в Москву,

а остаются в Екате».

— Более того, более того… Они настолько…

То есть, как я вообще узнал о ребятах:

я просто увидел,
что есть такой комик Лев Яременко.

Он вот как раз-таки сдристнул в Москву,
как мы говорим.

Вот, и он классный стендап-комик.
Мы с ним познакомились.

И он мне как-то говорит: «Вот,
вышел уральский стендап, посмотри».

И я посмотрел, он был невероятно снят.

То есть, мне понравилось и само шоу,

но снято было прям потрясающе.
— Качественно?

— Да-а, это очень выбивалось.

Знаешь, вот потому что очень много
самопальных вот этих съмок стендапа.

Вот Stand-Up Club №1 выпускает очень много шоу,

но у них съемка такая… ну нормальная,

то есть невыдающаяся.

А тут у тебя прямо, знаешь, глаз.

Ты такой: «Вау, кто это?»

И вот так получилось, что я написал Егору,

и здесь мы снимали всё:
и монолог вот этот про Чык-чырыка,

который был, вот прям в этом зале.

— Для вас стендап
не основная профессия пока?

— Ну для кого как.

— Ну мы называем это основной,

и у нас есть хобби восьмичасовое всякое обычно,

которым мы зарабатываем основные деньги.

— У кого какое хобби? Кем ты работаешь?

— Ну я тендерным специалистом
был в последнее время.

— Это очень коррупционно звучит.

(смеются)

— У меня шефа недавно посадили,

поэтому я больше там не работаю.

— А тендерный — это кто такой?

— Мы поставляли квартиры на аукционы,

государственные,

малоимущим, сиротам, госслужащим.

Или расселяли аварийное жилье.

Ну вот типа и мы поставляли эти кварты.

Я там документы делал всякие для детей.

— Гор?
— Да?

— Кем ты работаешь?
Или работал до недавнего времени?

— Ну я уже давно довольно
организовываю стендап.

До него…

…работал в отеле на ресепшене ночью.

Был ночным аудитором.

— Из Ржевска переехал буквально
типа четыре месяца назад.

Гор такой: «Приедешь выступать у нас?»

Я такой: «Да».

Очень быстро принял решение.

И прям поменял работу, приехал сюда.

На ту же самую работу,
просто в офисе в Екатеринбурге.

— А че за работа?
— Очень редкая профессия —

менеджер по продажам.

— По продажам чего?
— Софт.

— Я из Новоуральска —

это город закрытый в 60-ти
километрах от Екатеринбурга.

Работаю геодезистом с отцом.

Я, кстати, тоже сам плохо могу объяснить это,

потому что за меня всё отец делает,

я там чисто на компе схемы рисую.

Поэтому я не могу в двух словах
чисто объяснить, что такое геодезия.

Там, знаешь,
объемы надо всякие считать.

Ну вот, к примеру, положили асфальт,
нужно посчитать объемы этого асфальта.

— На глаз, через вот эту штуку.

Геодезист — это тот,
который вот с такой вот штуковиной стоит.

— Да-да-да, я вот за этой штукой стою.
Мой батя вот с той палкой бегает.

(смеются)

Я уже занимаюсь где-то, ну, лет восемь.

Девять даже, наверное.

И лет семь я реально ездил
там раз в три дня выступать,

а потом ехал обратно.

Когда BlaBlaCar не было я ночевал на вокзале.

Бывало пару раз после выступления.

— Сколько комики получают
за выступление у вас?

— Ну, смотря какие комики,
и смотря какое выступление.

— Вот сегодня пацаны
что получат за выступление?

— Три тысячи где-то.

— По три кэса?
— Я три с половиной.

— Это много?

Большие цифры?

(смеются)

— Вот так можно будет сделать?

Появится на весь экран, пожалуй.

— Такие цифры были в «ВДуде»
когда-нибудь вообще?

— Ну, даже со стороны они обманывают
даже людей, которые вокруг.

Ну, даже со стороны посмотрите на человека,
который пьет коктейль через эту трубочку.

Как будто с феечкой целуется.

Что это такое?

Разве можно подумать, что этот человек
сегодня уснет в собственной рвоте?

(зал смеется)

Нет.

Другое дело — чистый алкоголик.

Сразу все карты на стол.

Видели, как люди пьют водку,
например? Видели?

Они пьют и…

…морщатся.

После каждой стопки пьют и…

…морщатся.

Очевидно чувак в кого-то
превращается прямо сейчас.

(хлопки)

Еще пара стопок и перед нами мразь.

— Нет ощущения,
что комиков слишком дофига?

— Нет, нету.

— Нет?
— Ну вообще нет.

Ну их всё еще намного меньше,
чем реперов, например.

— Просто комиков слишком много только в Москве.

А люди хотят смеяться везде.

— Я, в общем, в 26 лет девственник.

И понял, что всё, хватит.

В этом году всё меняется:

я решил, что у меня это будет год ебли.

Я сделаю всё для того, чтобы поебаться.

И было тяжело быть девственником так долго.

Но полгода назад я всё-таки
лишился девственности.

(аплодируют)

Вы, наверное, скажете, мне повезло,

потому что мой первый секс
был с очень опытной девушкой.

Она была на семь лет меня младше…

(зал смеется)

— За то время,
что мы исследуем тему русского стендапа,

мы понимаем, что далеко не всё правда.

Но про девственность в 26 — это грот…

(разрывается от смеха)

Про потерю девственности в 26 —
это же преувеличение?

— Нет. Ну на год.

В 25 лет.

(смеются)

— Приврал немного.

— Приврал чуть-чуть, в 25 реально потерял.

А че нет?
— В 25 не заходит почему-то.

— Не, просто неожиданно.

— Ну вот типа я выгляжу, как ебырь?

(смеются)

— Сам себя берег.

— У меня как только секс появился,

я, наверное,
на час написал про все виды секса.

Ну для меня ящик Пандоры открылся.

Я такой: «Ух!… Это так заходит».

И я что-то шутил про то, что я лох раньше.

А сейчас про секс так заходит.
И я такой: я только про это буду шутить.

И типа со своей девушкой
всё пробую только ради этого.

— А, то есть, ты серьезно пробуешь для того,
чтобы потом, ну, набраться эмоций.

— Ну, бывает, да-да, реально ради этого.

Не, ну мы с ней открыто общаемся.

Она говорит: «Делай то, что тебе нравится.

Если тебе понравится,
то меня это возбудит».

И я вот так это подаю.

И потом, когда она уходит в туалет,

я записываю это в заметки,

(смеясь)
эмоции свои

(музыкальная заставка)

— Ты рассказывал, что в возрасте
двух с половиной лет упал с 8-го этажа.

— Да.

— Как так получилось?

— Ну…

Естественно, я ничего не помню из этого.

Мне родители этого даже не рассказывали.

Началось с того,
что у меня была такая карточка, бумажная,

такая толстая,
с которой ты в поликлинику ходишь.

И почему-то вот у меня было
такое развлечение: листать эту карточку,

там какие-то кардиограммы разворачивать,
смотреть, ну, что-то вот там.

Знаешь, когда ты в очереди
в поликлинику карточку читаешь?

И я нашел запись,
что я был в реанимации там двое суток,

что вот я упал,
там было написано, правда, с 7-го этажа.

Я пошел к родителям. Говорю:
«Не хотите ли как-то прокомментировать?»

— Сколько тебе было?

— Не знаю, может лет 14-13.

И они мне рассказали, что вот,
когда мне было два с половиной,

бабушка осталась дома и я.

И бабушка пошла выбрасывать мусор,

и типа там не закрыла дверь.

И я маленький вышел на лестничную клетку,
вот так вот спустился между 7-м и 8-м этажом.

И упал на козырек…

…подъезда.

И вроде бы как март был, кажется.

И еще снег немного лежал.

И это как-то смягчило,
но при этом там было какое-то стекло.

У меня там шрам остался на заднице небольшой.

И всё по сути. Никаких последствий.

Полтора дня, двое суток
я там в реанимации полежал

Какая-то черено-мозговая травма
легкой степени и ничего.

Но гораздо интереснее,
что случилось потом.

Буквально там через лет 10-12
в соседнем подъезде моего дома,

в пятом подъезде,

маленький мальчик примерно
такого же возраста упал с 6-го этажа.

И мой отец в это время
ну как-то то ли мимо проходил,

то ли вот там на лавочке просто сидел.

И его просто переклинило.

Он побежал к этому мальчику.

Он его схватил, завернул в куртку,
ногой остановил какую-то машину,

Просто заставил чувака,
который куда-то собирался ехать,

повезти его в больницу.

И вот он помог спасти этого мальчика.

И видно, что на папу это такое сильное
произвело впечатление в моем случае,

что вот он, спасая этого мальчика,
как будто бы закрывал, вот знаешь,

свои эмоции в отношении своего сына,
меня в тот момент.

— Того парня спасли?
— Да-да.

— Консультация у людей,
которые проходили все курсы.

А можно ли трогать людей,
которые упали с высоты?

Я слышал, что нельзя.

— Ну…
— Ну, то есть, это посмотрят…

Понятно, это не изменит истории того,
как твой папа, к счастью, спас, но…

— (Фирсов, оператор)
Можно дисклеймер дать просто.

— Да, но мы дадим дисклеймер…

— Просто, видимо, в той ситуации мы понимали,

что скорая может
и через два часа не приехать.

— У-ух!

— И проще было доехать самому.

— А разговор с родителями тяжелый был?

— Нет.
— Не было ощущения,

что ты их просто спалил на чем-то,
что они скрывали все эти годы.

— Нет, они такие:

«Э-э… ну, ладно. Слушай».

(смеется)

— Нет-нет, не было тяжести.

Ну они так что-то неохотно мне порассказывали.

Я позадавал вопросы. Они видимо посчитали,

что, ну, как-то, наверное,
не стоит уклоняться от них.

Ответили на все мои вопросы. И всё.

— (Дудь) Ты пьешь?!

Я думал ты такой…

Ну, вот смотри, если не углубляться
в детали Славы Комиссаренко,

он такой прям пупсик!

Ну, свой в доску, понимаешь?

Ты не любишь футбол,
но есть такой мем из…

— Я люблю футбол, просто не очень им
в последнее время интересуюсь.

— Из романцевского «Спартака»,
когда уже начали покупать.

Романцев уже был не настолько
супер-топ тренером,

и в «Спартак» стали привозить
самых разных людей.

В том числе и вообще непонятных легионеров.

И в том числе привезли легионера,
кажется, из Конго,

Жерара Мукунку.

Все спрашивали: «Зачем?»

И была легендарная пресс-конференция
Олега Романцева.

Как говорят, он там был
в каком-то таком особенном состоянии.

Не знаю.

И он, про Мукунку когда его спросили, сказал:

(пародирует пьяное состояние)
«Ну, он хороший!

Хороший!»

И вот про Славу Комиссаренко
такое же впечатление складывается,

когда изучаешь его, что он:

хороший!

Вот, и когда я узнал, что ты,
в общем, выпил уже

…допиваешь пятый бокал белого.

А до этого было еще два бокала «Шпатена».

Я прям удивлен!

— Ну, сегодня особенный день.

Не то, чтобы я так среду начинаю.

(смеются)

Сегодня особенный день.
У нас сегодня особенное интервью.

Разные молодежные штуки использует ведущий.

Мы подкидываемся на них,

пытаемся соответствовать.

Вы не пейте. И ничего не потребляйте.

Просто смотрите интервью, а мы вот…

— (Дудь) А молодежные штуки —
это белое вино, да?

— Да, молодежь сейчас без ума.

Смотрел Bored to death?

Bored to death, Entourage посмотрите.

How to make it in America.

— У-у-у-у!

«How to make it in…»! Чувак, это просто…
— Вау, вот мы и поймали друг друга!

— Это сформировало мой стиль.

Это сформировало мой стиль вообще…

(напевает) I need a dollar, dollar
Dollar, that's what I need (Hey, hey)

I need a dollar, dollar
Dollar, that's what I need (Hey, hey)

Камон, во-о-о, вообще! Вы че вообще?

— Это то, что только что пели.

(подпевают) ♪ I need a dollar, dollar
Dollar, that's what I need (Hey, hey) ♪

Вот эту хуйню делать.
Не надо оттягивать руку!

Он говорит: это одно движение,
ты берешь в мяч руку, и просто оттягиваешь.

Он говорит: это одно движение, плавное.

Вот у тебя есть трехочковая линия.

Вот ты взял. Не надо вот эту дугу.

Он говорит: «Не надо, не думай об этом.
У тебя есть одно движение.

Просто выбрасываешь».

Я начинаю выбрасывать.
И у меня начинает мяч залетать.

Я такой: «Кирилл, а ты где был вообще?

Ты как бы почему появляешься, когда мне за 30?

Может я баскетболист скрытый?
Ты что устроил вообще?»

И ты понимаешь, как важна вот эта школа?

Вот не было у нас в Беларуси этой школы.

Была у нас площадка. Мы ее сами построили.

Вот мы играли в баскетбол, как умели.

Нам никто не показывал ничего.

Видиков не было. И мы не могли там,

как Коби Брайант за Джорданом
подсматривать эти движения.

Ты понимаешь, что…

Талант — это всё прекрасно.

Но, блин, нельзя недооценивать,
вот как ты можешь трудиться, трудиться и…

— Баскетбол — важная часть твоей жизни.

А с чего это началось?

— Да просто с того,
что мы жили в Минске.

И как бы не особо много было развлечений.

И мы сами построили
баскетбольную площадку, потому что…

Сначала она изначально была.
Мы играли в баскетбол, стучали.

А там жила бабушка с каким-то дедушкой.

и им мешало, что стучит мяч.

И дед пришел и ломом сломал нам весь асфальт.

И мы воровали плитку,
которую клали для бордюров для этих,

для тротуаров.

И плиткой закладывали эту площадку.
И играли постоянно.

— Сколько лет вам было?
— Тринадцать может?

— Подожди, а кольца откуда
там были? Они были?

— На дереве был щит такой
приделан просто. И мы играли.

— Ну, это была такая--
— Очень по-американски.

— Самовыражение. Мы ехали в центр города.

Мы жили возле МКАДа в Минске.

Мы ехали в центр города.


Играли против всяких типа
модных ребят в центре.

И там был день:
у меня бросок шел, и я попадал.

И ребята типа садились.
И нам говорили какие-то ребята:

«Ты типа ничего,
кроме этого броска не умеешь?»

Я говорил: «Да». Забрасывал
и говорил: «Иди посиди пока».

И вот нам нравилось,

что вот баскетбол нам давал
ощущение, что мы кто-то.

— Когда оказываешься у тебя на концерте,

особенно на «Спасибо, у тебя всё»,

и кто-то там обязатльно…

На «Спасибо, у меня всё».

И кто-то там начинает спрашивать
обязательно про баскетбол.

И я вроде хоть чуть-чуть в теме,

но уже с третьей фамилии я понимаю,
что я не знаю ничего.

Просто опять-таки я же тебе рассказывал,

что какая замечательная
баскетбольная ветка на sports.ru.

Там просто какой-то, я не знаю…

Люди книги хуже пишут,
чем там спортивные статьи.

Ты просто видишь: статья выходит.
Ты смотришь, эту всю аналитику читаешь.

— Ты фанат Кирилла Свиридова?

— Фанат его таланта. Не фанат его позиции.

— А у него какая-то позиция?
— Да, он ненавидит Леброна.

И в каждый свой гениальный текст
любит вставить парочку абзацев про то,

что он никогда не догонит тень Джордана
и никогда не станет величайшим.

— А разве это не правда?

— Разве Леброн сможет догнать Джордана когда-то?

— Ну вот потому и невозможно оторваться сейчас от NBA,

потому что вот в этом сезоне мы и узнаем.

И в следующем узнаем.

Если он сейчас возьмет чемпионство
в этом году и в следующем,

то у хейтеров уже не будет аргументов.

— Он реально будет круче?

— На мой субъективный взгляд, да.
Догонит по чемпионству.

У него четыре сейчас. У Джордана шесть.

По продвинутой статистике
подборы, передача, очки —

он вообще обгонит всех за всю историю.

— А по наследию?

— И по наследию.
Для него же наследие — самое главное.

Он же очень хочет обогнать Джордана во всем.

И одна из незначительных, слабых сторон Джордана —

это то, что он не занимался социальной жизнью.

Он не высказывался особенно
по поводу проблем чернокожего населения,

поэтому Леброн просто оседлал эту тему
и там вообще хаслит,

высказывается постоянно.

Поэтому ищет разные возможности.

Я думаю, что он купит клуб NBA, в итоге.

— Будет владельцем?
— Да.

— Может Леброн стать
президентом США лет через 10-15?

— Как будто бы может запросто,

если там Канье Уэст серьезно выдвигался.

— Ну, не серьезно.
— Ну, не знаю насколько, но почему? Почему бы и нет.

Зеленский — в Украине.
Может Леброн — в США.

Почему нет?

— Ты много лет ассоциировался с ТНТ.

— Угу.

— И для многих
ассоциируешься до сих пор.

Но ты оттуда ушел?
— Да.

— Когда и почему?

— Где-то два года назад.
Может быть, чуть больше.

Просто я тот человек,
который ушел без конфликтов,

без каких-то выяснений отношений.

Ушел с пониманием. Мы пожали руки.

И просто в силу того, что было много всяких дел,
которые мы делали вместе.

Меня просили кое-что доделать.

Там, допустим, снять какое-то количество
монологов в Stand Up'е на ТНТ,

где-то там поучаствовать.

И мы обо всем договаривались
со Славой Дусмухаметовым

Мы вместе там решали.

— Так.
— Что, как.

Почему я ушел?

В общем, был такой период в Stand Up'е на ТНТ.

Сначала сбывается твоя мечта.
Просто вот настоящая мечта.

Ты вот жил…

И вот мы с Димой Романовым говорили об этом:

вот почему мы тогда думали,
что у нас всё получится.

Абсолютно безосновательно,
просто вот верили слепо в то, что всё получится.

Мы приехали в Москву, заниматься стендапом.

По-любому сейчас будет какое-то шоу.

По-любому его все полюбят.
По-любому у нас всё получится.

И вот мы в это верили. Мечта сбылась.

А потом на смену этому приходят законы телевидения,

которые, собственно говоря, строятся на том,
что вы должны выдавать объемы.

Вы должны выдавать-выдавать-выдавать.

И ты выдаешь-выдаешь-выдаешь.

И начинаешь все повторять,
и начинаются самоповторы.

И вот ты говоришь, что у меня было много
там монологов про девушку.

Потому что в какой-то момент
вот у тебя есть две недели,

и ты можешь конечно замахнуться
на какую-то сложную тему,

и там посмотреть на нее
под каким-то необычным углом.

Но в случае провала ты там потерял 7-8 дней.

И что тебе делать?

Ты просто окажешься без монолога.

Тебя спросят, где материал.

Поэтому ты такой: «А что там девушка моя еще?»

А вот мы маффины пекли.

Мы там из отпуска смешно возвращались.

И ты вынужден просто где-то идти
по пути наименьшего сопротивления.

То есть, на шутках это не отражалось,

потому что шутки были смешные, но темы,

я про себя сейчас говорю,
где-то были там более банальные,

где-то самоповторы были, вот.

И ты начинаешь злиться.

Вот у меня так было: я начинаю злиться.

«Почему так? Почему вы не можете сделать?»

А потом ты со своей позиции
пытаешься посмотреть еще с позиции выше:

там с продюсеркой,
там с генерального продюсера канала,

со всех остальных.

И ты понимаешь, что так просто устроено телевидение.

И к нам, например, к Stand Up'у на ТНТ,

было даже где-то более лояльное отношение,

то есть нам разрешали 20 выпусков делать в год.

Там мы 10 летом снимали, 10 зимой.

Получается, два с половиной месяца
шел Stand Up, потом повторы.

Потом опять: два с половиной месяца
шел Stand Up, потом повторы.

А там «Comedy», например,
там по 40 выпусков в год, по 50 —

это вообще безумие.

И ты начинаешь такой: «А, ну, мне не на кого злиться.

Это вот такая жизнь».

И потом ты просто думаешь,
что я как будто бы вот всё, что мог,

здесь сделал.

И вот возникает у тебя потребность
делать что-то самостоятельно.

— Ты долго думал?

— Ну, полгода думал, наверное, да.

— Что финальной точкой было?

— Да просто как будто бы почувствовал,
что я не боюсь это сказать.

И пошел говорить.

— Ты сейчас правду говоришь?

Ты просто улыбнулся как будто что-то сказал.
— Не-не-не, нет.

— Я тут постиронию не развожу.

— А-а.

Просто проснулся и решил?

— Ну параллельно я же на психоанализе
уже там три с половиной года.

Даже больше.

И получается, что это вещь,
которая очень сильно меня поменяла.

И в частности у меня была такая проблема,

что не хватало какой-то внутренней опоры,
внутреннего стержня.

И ты ищешь опору там
в окружающих людях:

там в друзьях, в коллегах, в ком-то еще.

Люди, которые якобы тебе дают какую-то поддержку.

Потом ты прорабатываешь
какие-то детские травмы,

у тебя начинает появляться эта внутренняя опора,

у тебя появляется здоровая вера в себя,
здоровая вера в свои силы.

Ты такой: я не пропаду, со мной всё будет хорошо,

я умею что-то,
я что-то смогу с этим сделать.

И это крепнет —
и вот ты идешь с этим решением.

— Как Слава воспринял?

— Он очень внимательно меня выслушал,

как мне показалось, он меня понял.

Мы поняли друг друга,
пожали руки, обнялись и вот.

Получается, что мы же до сих пор
в хороших взаимоотношениях.

Мы взаимодействуем там.

Если там ему что-то нужно
или мне что-то нужно,

мы там идем друг другу навстречу.

Ну то есть, это было, знаешь —
мы поговорили и поняли друг друга.

— А как это выглядит,
когда ты уходишь с канала?

То есть, ты вышел и понял:
буду делать свой ютуб канал?

— Я надеялся, что я буду делать свой ютуб канал.

Я тогда не знал вообще: буду ли я, как это делать.

Для меня, наверное, был самый большой шок —

это то, что у меня была такая просто репутация
ни как самого смешного комика,

но как самого стабильного,

который всегда всё делает, всегда готов,

в 6 вечера с новыми шутками, уже всё отрепетированно.

Добрый вечер,
на меня можете рассчитывать.

И ты начинаешь себя воспринимать,
как профессионала.

Ты начинаешь думать:
я профессионал, я держу слово, я делаю.

Потом ты уходишь в Ютуб. И ты такой:

«Мне учиться всему с нуля?
Вообще всему?»

И это требует некоторого времени,

чтобы ты перестал вопринимать новые задачи,

как что-то, что тебя тяготит.

А видел в них какой-то типа прикольный вызов.

Такой: «О, я в этом разберусь,
я в этом разберусь».

— Что сначала было?

Ты отрывки выкладывал концертов?
— Да-да.

Мы сняли какие-то кусочки Stand Up'а
далеко не самые смешные,

вот, ну просто сняли их там в театре в Москве.

Вот, выложили.

Я вообще думал: что можно что-то выложить,

потом через два месяца еще пять минут выложить,


и все там в восторге будут.

Мне начали рассказывать про регулярность, там про что-то еще.

И ты такой: ну давайте, да, в 35 с нуля начнем, окей.

— А сложно в 35?

— Ну, ты по-любому…

У тебя как ржавчиной всё покрывается,

потому что ты по своей колее едешь.

У тебя этот tunnel vision есть свой.

И ты вот видишь всё, что здесь.

А тут тебе говорят: «Смотри-ка».
И ты такой: «Твою мать, вообще».

Да, и тебе приходится стряхивать
вот эту пыль с себя и смотреть,

чтобы ты не стал душнилой,

потому что так хочется сказать, что:
«Да, что они там типа понимают».

Но ты украдешь сам у себя, если ты так сделаешь.

— Я очень уважаю баскетбол — суперспорт.

Скрип паркета из NBA — невероятная вещь,

но это не мой вид спорта.

Я не играл, кажется, со школы.

В школе я делал плохо.

Ты амбассадор русского баскетбола в комедии.

Как ты можешь ввести меня в мир этого спорта

на нашей замечательной площадке

вот с этим кольцом с неправильным прикусом?
— Площадка у нас элитарная.

У нас есть два кольца: одно немножко вниз,

а второе немножко вверх.
Мы вот выбрали немножко вверх.

Ну, давай мы просто побросаем.
— Давай.

— Поймем, что мы бросаем.
Поделаем два шага, и сыграем 2 на 2.

— Лады.

Ты показывал, что у тебя с руками. Это можно показать в кофте?

Или только в футболке?
— Да, пожалуйста. Вот, видно же.

Правый локоть — это мне выломали руку,
когда я играл в баскетбол.

— И поэтому у тебя одно выше другого?
— Да.

Да, так провернул руку полностью,

и она неправильно срослась.
Делали разные операции.

Так бы мог быть баскетболистом
сильно ниже среднего.

— За «Цмоки-Минск» мог бы играть?

— Да, в запасе сидеть. Третья пятерка игроков.

— Слушай, а что такое «Цмоки»?

— Э-э, дракон.

— Дракон?
— Драконы.

— Давай один на один тогда.

— Ну, давай.

— Хорош.

Блин.

Я хочу сразу просто вперед вырваться —

в этом логика.

Не было?
— Не-ет!

— Жалко.

— О-о-о!…

— А-а?!

Так, 5:1.

— Кто залетает?
— Серег!

Короче два на два играем:

Серега со Славой, мы с Егором.

Персонально играешь, да Слав?

Я открыт! Вот он я.

Вот он я!

Ничего себе, Серег.

— О-па, Серега знает, как крыть Юру.

— Давай.

Нормально.

Охо-хо!

— Броска.

И я вот следиком дойду.
— О-о-о!

— Серега!

О-о-о!

Серега, чемпион.

— Серег,

скажи, пожалуйста, а почему ты свое…

Кстати, Слав,

после того, как мы в интеграции рассказали о том,

что Серега похудел на 20 кило.

Ему теперь в директ пишут,
чтобы он поделился секретом.

Я почти уверен, что сейчас будут
предлагать образовательные курсы по похуданию.

Вот, но у меня один вопрос.
Серег, ты почему без спорта худеешь?

Ты же вообще ничем не занимаешься.

Сейчас в баскетбол поиграл,
и тебе уже плохо.

— Более того, я худею еще и без глютена.

— Так ты почему спортом не занимаешься?

— Потому что надо что-то делать.

— Ну.

— Мне, понимаешь,
сердцу надо качать крови много.

— И?
— Жалко ресурс.

Ну впадлу мне просто. Впадлу.

Ленивый я!

— Слав, ты ленивый?

— В чем?
— Ну, в чем-нибудь?

— В чём-то ленивый, в чём-то нет.

— Слушай, а разве бывают ленивые белорусы?

— Ну, наверняка есть парочка.

— Парочка на девять миллионов?

— Чтобы подчеркнуть правило, исключение.

— Как ты к стереотипам относишься национальным?

— О белорусах?

— Ну, вообще о людях, да.

То есть, вот когда говорят про белорусов то, что они…

Какие стереотипы про белорусов?

— Что белорусы терпеливые очень.
— Так.

— Спокойные.
— Так.

— Такие памяркоўныя.
— Какие?

— Памяркоўныя.

— Да, и насколько это так?

— Ну, это действительно так.

— Просто сейчас же ты понимаешь, что там время,

когда стереотипизация ой… —
это так архаично.

— Да, конечно, точно.
Но если эти стереотипы милые.

И они никого не оскорбляют и всех устраивают,

то типа почему нет?

Я же тебе рассказывал
анекдот про белорусов?

— Нет.

— Анекдот про то, что поймали там, допустим…

Не важно, допустим, немцы американца,

там не знаю, русского и белоруса.

И говорят американцу: «Говори, где ваши?

Или мы тебя повесим».

Он говорит:
«Я никогда не скажу, где наши».

Они его повесили. Приходят утром —

и он висит мертвый.

Вот, на следующий день
они подходят там к русскому.

Говорят: «Говори, где ваши?».
Говорит: «Я не скажу, где наши, вешайте».

Его вешают. Приходят утром — он мертвый.

Подходят к белорусу. Говорят:
«Говори, где ваши или мы тебя повесим».

Он говорит: «Я ничего не скажу».

Они говорят: «Мы тебя повесим».
Говорит: «Вешайте».

Вешают его. Приходят утром — он живой.

Ему говорят: «А как так?»

Он говорит: «Да сначало давило,
а потом я как-то привык».

И это вот, надеюсь, не обидный анекдот.

Мне его рассказали там лет десять назад.

Но вот он такой… Что-то в нем есть.

— Слушай, а в 2021-м году рассказывать анекдоты —

это стыдно или нет?
— Я думаю я анекдоты не рассказывал лет десять.

(музыкальная заставка)

— Если бы ты не ушел с ТНТ,

ты бы сейчас был в шоу «Игра»?

— Ты имеешь в виду на сцене?

На сцене точно нет.

В зрительном зале бы — да.
Сидел где-то с Русланом Белым,

мы бы хлопали.

Думаю, так.

— Почему тебя не было бы на сцене?

— Ну, потому что я же не КВНщик.

— Как это не КВНщик?

— Ну, я не КВНщик.
— Ну, ты играл в КВН.

— Да сколько, три года? И все в университете.

И ширму двигал. И одеялом был.

Ты видел, как я был одеялом?

Вот в Сочи наша команда выступала.

Говорят: «Ты такой перспективный, молодой.

Мы тебя берем в нашу сборную».

Приезжаем в Сочи. Они говорят: «Бери одеяло».

Я беру одеяло. Вот так держу одеяло.

они ширму убирают. И вот типа я ширма.

И они за меня вот так заходят переодевыются.

Выходят, объявляют.

Ну, команда типа у нас «КоМа».

Мы там рак мозга.

Вот такое в КВН. Там 2004-й год.

Я такой: вот моя карьера на сцене.

— Слушай, ну не бывает маленьких ролей.

— Не бывает.
— Бывают маленькие актеры.

— Бывают одеала просто.

А фронтмен в моих кроссовках в это время.

А кроссовки, между прочим,
очень неплохие были.

— Слушай, для полноты картины не хватает только,
чтобы кто-то девушку еще твою увел.

— Нет, такое не пройдет!

Про кого я шутить буду?

— Леха Щербаков тоже в КВН'е
никогда не играл.

— Да, но Леха Щербаков просто…

Как это сказать?

Компанейский парень. Его можно убедить.

— Можно убедить?
— Да.

— Правильно ли я понимаю, что многие из тех,

кто участвует в игре делают это не по своей воле.

— Трудно сказать.

Кто-то, как, например, Ваня Абрамов,

который абсолютно блистателен в этой «Игре».

Мне кажется, он только расцвел.

И плюс ко всему он получил вот эту долю

какого-то своего зрительского внимания и любви.

Может быть, наконец-то
люди перестанут его осуждать,

потому что он хороший человек.
И хочется, чтобы у него всё было хорошо.

— Осуждать?

— Ну, за этот скандал, за его слова.

— Про жену?
— Угу.

Поэтому Ваня, мне кажется, расцвел.

Какие-то ребята, условно там взять
Красноярск «Плохая компания»,

которые играют,
которые там снимаются в «Однажды в России».

Они тоже расцвели.

Ну возможно те,
у кого очень много работы на других проектах,

возможно им тяжелее совмешать,
чем вот другим ребятам.

Но есть и те, кто рады, я думаю.

Не видишь ли ты смешного противоречия в том,

что многие из тех, кто участвуют в «Игре» —

это люди, которые ругали КВН.

В том числе в наших программах.

А сейчас ну просто в его реставрации,
только на другом канале участвуют

— Да, потому что на ТНТ есть,
так называемая, корпоративная культура,

когда ты являешься частью телеканала,

и ты поддерживаешь проект этого телеканала.

Есть, так называемые, ТНТ-эксклюзивы —

это разные контракты,
по которым ты просто это всё принимаешь.

— Не можешь отказать?

— Ну, условно говоря, я знаю,
что такое на СТС есть тоже.

— Это была одна из причин,
почему ты ушел?

— Да, на самом деле, если совсем честно,

я надеюсь никого этим не обижу.

Лишь одна вещь бесила меня до невозможного,

и которая была в этом контракте —

это идти в новогодний «Камеди»

и истерически хлопать в ладоши
шесть с половиной часов.

Вот это я не выносил вообще,

когда надо было иди в новогодний «Камеди»,
преодеваться в эти смокинги,

и вот эту новогоднюю ночь просто в эти ладоши…

Ты просто шесть часов бьешь,
у тебя уже кровь идет,

и ты просто…

Это вот было, наверное.

У меня портилось настроение за месяц,

когда мне говорили,
что там будут съемки.

Это при том, что я не умею петь,
я ничего не умею.

Там за нас за всех Абрамов поет, Белый поет.

Кто там еще пел?…

Стас Старовойтов поет — я просто в ладоши бью.

И то, я просто не мог это выносить.

Это еще хорошо, что Харламов выходил
и очень смешные номера какие-то показывал.

Ты смеешься и как-то хорошо проводишь время.

Но вот это вот сидеть шесть с половиной часов и бить в ладоши на новогоднем «Камеди» —

это конечно то еще мероприятие.

— (Дудь) Есть ощущение, что если бы не та беда,

которая сейчас происходит в Беларуси,

то ты все равно очень обрусел.

У тебя куча друзей по всей России.

И ты так рассказываешь про Россию,
что прям ого-го-го-го.

Или я ошибаюсь?

— Ну, вообще, знаешь,
если далеко пойти и глубоко копнуть,

у меня же вообще корни-то русские.

У меня мать русская, и у матери все русские.

И отец у нее русский, мой дедушка…

И бабушка у нее русская.

Мой отец наполовину белорус наполовину украинец.

Но я-то белорус.

Я вырос, родился, стал человеком —

и я белорус. И я останусь белорусом всегда.

При моей любви к России я белорус.

У меня у мамы спроси, кто она.
Она скажет «я русская».

— О-о.

— А я белорус. И отец белорус.

А с матерью мы поговорим.

(смеется)

— Чык-чырык впервые был представлен
на сцене как раз в Екатеринбурге.

— Э-э, нет. В Москве.

И, кстати, если бы его не пустили в самолет,
он бы вообще не расстроился. Он такой:

(пародируя манеру речи)
«Ах так! Тогда сам полечу! Чык-чырык!»

И…

— Как он появился?

— Я, во-первых, не претендую на то,

что это я изобретатель этого словосочетания.

Это просто какая-то фонетическая веселая штука.

То есть, вот еще в 2012-м году,
когда мы только Stand Up на ТНТ делали,

мы очень близки были с Белым.

Мы постоянно писали шутки, вместе ржали.

Я там что-то приходил в офис.
Он такой: «Здарова, Славинбилич».

И у меня было очень много шуток про Лукашенко,

потому что, мы когда с белорусами в Минске,
мы же не могли там про него шутить.

А когда мы выезжали в Москву
в «Смех без правил», в «Убойную лигу»,

в «Камеди Баттл» мы его голосом
могли сутками разговаривать

просто друг с другом, белорусы все.

И к нам подходили, говорили:
«Да вы заебали, ребят,

ну можно что-то новенькое?» И мы такие:

(пародирует смех)

И мы просто:

(пародирует Лукашенко)
«I want to be forever young!»

Просто песни им пели какие-то.

И у нас появилась тогда шутка, мы ее,
кажется, даже с Белым написали

про то, что Лукашенко запрещен въезд
чуть ли не во все страны мира.

И я говорил: «То есть, понимаете,
он даже в отпуск съездить не может.

Он даже на море не может съездить.

У нас единственный президент в мире,
который отдыхает на речке.

Он ходит по речке такой:

(пародируя) "Речка, речка, речка.
Остудил пивко! Чык-чык-чык!"»

И это типа чисто фонетически
было как-то весело.

И это отложилось внутри.

И, знаешь, просто
вот такой персонаж какой-то.

И потом это…

Плюс после этого,
где-то там через три,

через четыре года
вообще появился вот этот мем

вот с этим воробушком с усами,
который говорит «чык-чырык».

То есть, оно как-то вот всё создавалось само.

 — Я когда готовился,
наткнулся на твое выступление в «Камеди-Минск».

Номер «Чик-чик опергруппа».
— Да.

Любимый номер Смирняги.

— Мне казалось, может быть,
это оттуда произрастает, нет?

— Нет, это не оттуда.
Это просто была безумная какая-то миниатюра,

которую очень сильно любил Смирняга.

А мы были фанатами Смирняги
тогда с моим напарником по дуэту.

И мы такие: «Блин, как здорово».

— Когда появился Чык-чырык,
и ты заговорил о политике,

какие у этого были последствия?

— На самом деле,
изначально, мне показалось,

вот точка, когда я подумал,
что мне может что-то быть —

это когда я сходил в подкаст
к Дане Поперечному.

И мы записывали с ним подкаст,
где мы очень много говорили про Беларусь.

И спасибо Дане за то, что он высказался,

вообще он очень много об этом говорил,
обращал на это внимание.

И мы говорили. И говорили, ну, где-то даже резко.

Просто как есть говорили.

И после этого как раз
у меня произошла ситуация,

когда меня не впустили из Турции в Россию,

и я через чащу пробирался. Мне было…

…ну, не страшно. Но так тревожно,

когда мне пришлось из Турции лететь в Беларусь,

и потом с Егором вот через чащу пробираться,

потому что я думал: после этого подкаста
может уже что-то быть —

это вот первый момент.

А потом вот вышло «Что было дальше?».

И я не помню даже какие были последствия.

Был просто какой-то слух,

что меня не рекомендовали
вообще никуда звать.

Потому что, мне кажется,
что позиция России в отношении Беларуси…

Она менялась там как-то.

То есть, не было понятно четкой позиции
России по отношению к Беларуси.

Ну то есть, долгое время
она была какая-то плавающая.

А потом, когда я выпустил продолжение,

это, кажется 4-го января было.

Но на самом деле, естественно,
он никуда полететь не может.

Ему закрыли въезд чуть ли
не во все страны мира.

А с учетом того,
как к нему в Беларуси относятся,

то Лукашенко даже
в гости сходить не может.

Знаете, почему Лукашенко
никогда никто не зовет в гости?

Правильно, потому что его потом хер выгонишь.

Он будет сидеть у тебя, сука, 26 лет.

Ты будешь такой: «Уходи!»

Он такой: «Давайте голосовать».

(зал смеется)

Вот тут был какой-то самый сильный…

…всплеск вот этого всего.

Он как-то очень разошелся.

И мне очень много писали там
и омоновцы, и разные люди и всё на свете.

И реакция была такая сильная,
что я мне прямо было как-то неспокойно

просто от того,
что это вот такую волну вызвало.

Но при этом меня очень радовало,

что просто эти шутки как-то
разряжали напряжение, знаешь.

Они как будто бы позволяли
чуть-чуть как-то полегче

почувствовать себя вот в атмосфере
вот этого ужаса.

— Омоновцы что тебе писали?

— Ну, типа «Интересно, сука, ты бы у меня
сразу в автозаке обоссался или не сразу?».

Ну, какие-то вопросы мне задавали. (смеется)

Ну, писали какие-то мне жены омоновцев.

Ну, мы на связи же все были:
с Ваней Усовичем был на связи,

там с Андреем Скороходовым,
который вообще свой Инстаграм превратил

непосредственно…
— В штаб сопротивления?

— Да, и я говорю: «Че кто тебе пишет?»

Он такой: «Мне жены пишут».
Я такой: «А мне сами омоновцы».

Мне за счет этого легче:
ты просто понимаешь,

что это не с тобой одним происходит.

— А че жены пишут?

— Ну, какие-то, которые адекватнее,
пишут: «Вы не понимаете всей ситуации»

Ну типа пишут: «Не разбираешься в политике,
так не лезь сюда» —

вот такое вот что-то.

Кто-то пишет там: «Ты, клоун,
что ты в этом понимаешь?»

Ты такой: «Согласен».

— А был хоть один омоновец
или кто-то из силовиков,

кто писал и говорил, что он всё понимает,
но ничего сделать не может.

— Нет. Конечно нет. Конечно нет.

Более того, я сейчас расскажу вещь. Она меня не красит,

но она просто покажет,
в каком состоянии я пребывал

и пребывали остальные белорусы.

В какой-то момент это насилие перешло все границы,

которые только в голове
даже были у кого угодно,

И уровень ненависти, и уровень того,
что ты ничего не можешь сделать,

абсолютно ничего не можешь с этим сделать,

у тебя пиковая эмоция наступает.

И в какой-то момент, кажется,
BYPOL начали какие-то прграммы разрабатывать

и приложение по деанонимизации омоновцев.

И некоторых они вычислили
и выложили номера — я позвонил им всем.

Я не знаю, зачем я им звонил.

Меня просто трясло. Я каждому звонил
и один только поднял.

— И что был за дилог?

— Я ему говорю: «Ну что, сука?»

Просто вот так я ему говорю,

потому что я просто не в себе, я не могу.

И он мне говорит:
«Вы, наверное, Павлу звоните.

Я его брат».

Я думаю: ну как-то странно
орать на какого-то брата.

Потом думаю, зачем я ему звоню?

Ну, знаешь, вот такое просто:
эмоции опережают рассудок твой.

Ну как бы, если быть честным,
настолько это тяжело выносить всё.

Я не представляю, как это
было выносить людям в Беларуси.

Вообще не представляю.

— Ты пошутил про Чык-чырыка —

твои родители поняли, что пора сваливать?
— Да.

— Они поняли, что у них есть три минуты?
— Да.

— Но это же преувеличение.
— Преувеличение. Они уехали раньше.

Они уехали. Их переезд вообще не был
связан никак с политической ситуацией.

Просто мама поняла,
что я начал зарабатывать.

И намекнула мне,
что неплохо было бы жить в Москве.

У меня, в общем, есть такой комплекс,

что, знаешь, когда ты что-то получаешь,

и ты сомневаешься, заслуживаешь ли ты это.

Мне очень важно с кем-то
как бы делиться, знаешь,

там с девушкой, с родными.

То есть, у меня папа такой,
ему ничего не надо.

Я такой: «Папа, что тебе купить?»

Он такой: «Да давай обсудим,
как Лейкерс сыграли.

Ты видел, там Энтони Дэвис дабл-дабл сделал.

Они сейчас усилились там
с Деннисом Шредером» — вот папин.

А мама как бы там машину хотела, что-то еще.

И потом они захотели переехать в Москву.
И я купил квартиру им.

— Какой сын хороший!

— Ну, наверное (смеется).

Ну, никто не знал,
что так всё обернется, видишь?

Никто не знал.

Потому что родителей уже искали в Беларуси.

Был запрос.

В Беларуси настолько общество сейчас
всё понимает, что надеяться ни на кого нельзя:

ни на власть, на на государство, ни на суды — ни на кого,

поэтому взаимовыручка на очень высоком уровне.

И люди друг другу помогают.

Как бы взаимопомощь на очень высоком уровне стала.

И мне начали писать там: «Привет, Слава, ты меня не знаешь.

У меня мама работает… там-то и там-то…

И сегодня был запрос в такую-то службу
на тебя, на маму, на папу там.

Просто знай».

Ну вот просто люди пишут.

— Если бы родители были там,
ты бы так не шутил?

— Шутил бы, но не снимал.

И потом бы просто позаботился,
чтобы на момент, когда это выйдет, их там не было.

— Если бы два года назад тебе кто-то сказал,

что ты будешь шутить
вот так вот про Чык-чырыка,

ты бы поверил?

— Ну нет, потому что про него нельзя
было шутить вообще никак, никому,

потому что любого человека,
кто про него шутил, вызывали в КГБ.

Если этого человека не было в стране,
родных вызывали в КГБ.

То есть, условно говоря, мы в 2003-м году
начинали в Беларуси играть в КВН,

про него можно было шутить.

И через полгода мы поняли, что нельзя,

после того, как в БНТУ,

Белорусский Национальный Технический Университет,

какая-то команда сделала степ про него.

Отчислили всю команду, уволили директора студклуба

сделали выговор ректору по идеологической работе.

И это было очень громко в студенческой среде,

и мы поняли, что вот всё, теперь шутить нельзя.

— Как многое изменилось.
— Да.

— Слышали, в Америке какое-то время назад
старик стал президентом.

Слышали?
(зал смеется)

А в Беларуси президент стал стариком.
(все смеются)

Не знаю, замечали, что Лукашенко и Путин
совершают такие поступки,

как будто их совершает один и тот человек?

Путин.

(смеются)

Вообще так кажется. Да, спасибо.

Спасибо, одинокие, смелые люди.

— (Дудь) Слав, что сейчас происходило?

— Сейчас происходила вечеринка белорусского стендапа.

У нас они проходят там время от времени.

Ну там, наверное, раз в неделю,
раз там в полторы недели.

Вот мы собираемся белоруссами
и даем белорусского стендапа населению.

— А какое у вас отношение к тому,
что происходило прошлым летом?

— Очень болезненное отношение к тому,
что проиходило прошлым летом.

Это всё оставляет большой след
на людях, на психике людей.

Это не может пройти.
И нельзя перевернуть страницу просто.

У нас с пацанами как раз,
когда это всё происходило, в августе,

мы были на съемках первого сезона
«Импровизация. Команды».

А там заезд такой, что сразу весь сезон снимается,

то есть мы там были неделю где-то.

Всё самое жесткое,
когда происходило, мы были там.

И из-за того, что нам нужно было
каждый день очень много импровизировать,

там веселиться вообще не хотелось,

мы договаривались, что мы целый день
не будем заходить в Интернет,

смотреть, что происходит.

Потом вечером после всех съемок
мы садились там и смотрели.

Вообще несколько часов переживали.

Каждый день заново в общем.

— Как раз когда всё это происходило,
я был на съемках в Геленджике.

И там как бы съемочный процесс…

Съемки начинались там в шесть утра постоянно
и заканчивались очень поздно.

И я до трех часов ночи сидел и смотрел на ноуте,
что происходит в Беларуси.

И, ну, тупо плакал.

Не знаю, меня такие эмоции перекрывали,
что я прям плакал.

— Слушайте, я сейчас скован тем,
что я не знаю, как спрашивать,

чтобы не навредить.

То есть, со Славой я могу говорить откровенно, поскольку у него никого там не осталось.

А у вас у всех остались?

— Обычно, когда меня спрашивают, я говорю:

«Там порядок, там стабильность
и там мои родители» —

вот так я и рассказываю,

в таком контексте.
— Ага.

— Ну в свете последних событий тут, ну,
как бы откровенно говорить тяжело на эту тему,

страшно.

— Но вы шутите при этом про Лукашенко?

— Ну, у меня были более острые шутки.
И я когда записывался,

я перед этим стал читать новости
из Беларуси и смотреть статьи.

Людям дают реальные сроки,
там как минимум «химию»,

за какие-то достаточно мягкие комментарии,
за просто эмодзи какашки.

Это я не прикалываюсь. Это реально:
два года человеку дали за это.

И ты начинаешь думать:
ну, какую шутку я могу сделать,

чтобы это не навредило, ну,
родителям, по крайней мере.

И получается всё, что ты можешь —
это вот сатирически, через какое-то двойное дно,

очень аккуратно — иначе будут проблемы.

— Просто вырвут из контекста и всё.

— Ну, как минимум,
надо стараться не оскорблять,

чтобы было сложнее прицепиться к этому.

— Кто-то не поймет о каком насилии идет речь.

Приведи пример.

Просто стоят студенты —
парни и девушки молодые.

Они просто стоят. Останавливается автобус.

Выбегают омоновцы и начинают их
просто палками в асфальт забивать.

Они ничего не говорят. Они не кричат.

Они ничего. Они просто стоят.

И они просто забивают их в асфальт,
они их хватают.

Эти все ужасы: эти крики с Окрестина,
что они делали.

Там избитые, искалеченные люди,
которые выходили просто…

Человек представляет собой просто
один огромный синяк

То есть, понимаешь, это не было…

…каким-то приказом.

Это было желание самих зверей вот это творить.

Больше всего меня, наверное, шокировало,
когда эти выродки ворвались к кому-то в квартиру.

Был кадр, когда они ворвались в квартиру.

И он кричал типа: «Вы хотите боли, суки?!

Вы хотите боли?! Я вам дам боли!»

Какой-то вот ублюдок орал просто на людей,
которые спрятались в квартире.

А люди, которые жили в этой квартире,
приютили людей, которые убегали от них.

Знаешь, уровень взаимовыручки
у людей в Беларуси

просто на каком-то невероятном уровне.

— Как вот это «вы хотите боли, суки»
возможно в стране,

где живет 9 миллионов человек?

Как это возможно в стране,
где ты, размахивая дубинкой,

можешь попасть по соседу
или даже по родственнику?

Как ты себе это объясняешь?

— Наверное, они очень изолированы,
обособлены от остальной части общества.

У них вот своя какая-то каста людей.

Вот эти силовики, какие-то госслужащие —

вот у них своя какая-то каста.

Они себя отдельно как-то
ассоциируют с режимом.

Они себя с народом не ассоциируют.

Посмотри на риторику Лукашенко, как он говорит про белорусов.

Он говорит «народец»,

«вы меня там умолять будете,
чтобы я остался»,

то есть он просто считает,
что он бог для этих людей просто,

что они ему обязаны тем, что они живы.

И представители этого режима, наверное,
перенимают часть этой философии.

— (зрительница в толпе) Меня зовут Настя.
— Настя?

— Если Россия для грустных,
для кого Беларусь?

— Если Россия для грустных,
то для кого Беларусь?

— (другой зритель) Для смелых.

— Для смелых?

(зал смеется)

И здесь мы должны закончить выступление,

поднять зажигалки.

— А ты въездной в Беларусь?

— Ну, пока да.

Ну, я бываю там иногда.

— Поскольку у нас монтаж длинный,
просто зафиксируем этот день.

Сегодня в гримерке в потоке
очередной жести из Беларуси,

ты показывал мне новость о том,

что на футбольном матче в Беларуси
задержали болельщика.

— С номером «25».
— И фамилией Ивулин.

— Человек, который политзаключенный сейчас,
играет за футбольный клуб «Крумкачи».

— Он в первую очередь всё-таки журналист спортивный.

Это как вот белорусский КраСава.
— Да-да.

И его просто арестовали, и он уже
несколько месяцев в СИЗО по никакой причине.

И вот человека,
который просто пришел с фамилией Ивулин,

хотя это действующий футболист команды.
— Да.

— Вот, его задержали.

Такие новости.

— Да, я думаю, что в Беларуси нет вообще людей,

которые не связаны с властью
и которые ее поддерживают.

Ну, может в какой-то самой дремучей деревне
какой-нибудь там,

ну, совсем лишенный информации человек,

потому что Беларусь —
это чуть ли не первая страна в мире,

где люди вообще не верят телевидению. Вообще.

Ну, то есть, там по новостям,
например, в России люди могут

посмотреть там пропагандистов
более высокого профессионального уровня.

Кто-то там на что-то ведется.

В Беларуси все смотрят такие:
«Да-да-да, конечно-конечно».

Ну то есть, вот так все смотрят телевизор.

— То есть, этому молодому парню с бородой…
Как его там?

— Азаренок.


— Азаренку не верят?!
— Нет--

— (пародируя) «Страна-партизанка!

Не склонила головы!»
— Он просто фрик.

— А-а.
— Думаю, да.

— Я думал, он звезда какая-то.

— Он фрик. Он вон «Звезда в шоке» —
будет потом со Зверевым ходить.

«Руки-базуки» вот следующий.
Просто фрик, понимаешь?

Ты слышал, что он сказал про эту
спортсменку белорусскую,

которая из Японии улетела?
— Тимановская.

— Да, что он сказал, что ее должны изнасиловать…

Там как он? «Шкуру»? Как он ее назвал там?

Он чудовищно ей сказал,
что ее надо отправить на границу туда к Литве,

к мигрантам, чтобы ее изнасиловали
там 30 крепких арабских мужчин.

То есть, это человек просто
за гранью добра и зла.

На него не стоит обращать внимание.

(музыкальная заставка)

(радостно кричат)

(подпевают)
♪ Я сёдня не вернусь домой! ♪

♪ Я так давно того хотел ♪

♪ Только не волнуйся за меня ♪

♪ Малый повзрослел ♪

— Не зря собрались!

(звон бокалов)

— У меня вот какой прикол.

Я когда в Москву приехал…
У него есть альбом «Жить в кайф»

И я шел от своего дома по проспекту Мира до центра —

и это как раз альбом его идет.

Я пешком иду, когда что-то грустно.

И там вот прям про миграцию с Беларусью,

типа, знаешь там, минский шум — вот это всё.

Идешь, его слушаешь такой да всё нор…

— (поют) …город, в котором живу.

Эти дома, дороги, этот мост…

— (Дудь) А слово «тралики» вы тоже употребляете?

— Да, конечно!

— Пришлось переучиваться. Вот, например,
у вас нельзя на офис ездить.

Мы постоянно на офис ездим в Беларуси.
— Да-а.

— У вас надо в офис ездить.

— Потом у вас--
— (Дудь) Флэт — это вообще не наше слово.

— Флэт — у вас вписка.

Что за вписка? На флэт. Мы едем на флэт.

Потом «шуфлядки» у вас нет.

Почему у вас нет «шуфлядки»?

«Байка»! Я постянно говорю «на мне была байка».

— (Дудь) Байка — это кофта?

— Ну, с капюшоном худи — это байка.

Или, например, «шуфлядка». Почему вы?…

— А «шуфлядка» — это полка?
— Ящик стола.

— Да, ящик стола.
— Это, кстати, немецкое слово.

Пришло из немекого.
— А в украинском это — шухляда,

я только поэтому знаю.

— Вот, плюс байка. Байка, буська…
Знаете, что такое «буська»?

(Дудь говорит на немецком)

Буська — это вот.

— (Дудь) Воздушный поцелуй?!

— Нет, просто буська.
Знаешь, это не поцелуй взасос,

а просто вот так. Это бусечка.

— Ты давный поклонник Макса Коржа?

— Да.

— Изменилось ли твое отношение к нему

после его высказывания во время протестов?

— Нет, не изменилось.

Более того, мне как-то хотелось его поддержать.

Мне хотелось сказать, что:
«Ребята, вы не там врагов ищете.

Вообще не надо осуждать никого из своих.

Это достойный сын Беларуси.

И возможно он там поэт, певец,
музыкант, и, ну, там человек,

который какие-то свои мысли,
ну, чуть неправильно выразил,

там красноязычно или непонятно».

Он точно переживает за всё.

Я уверен, хоть мы и не знакомы.

Я просто как будто вот прям
предполагаю, чувствую так.

Что у него очень за всё болит душа.

Просто вот он что-то может сказать,
что-то не может.

— Есть белорусы, которые не понимают,

что он вообще никак не высказывается после этого.

Как ты к этому относишься?

— В его случае с пониманием.

В его случае с пониманием.

В случае, когда к тебе пришел Тима Белорусских

и ты его спросил, за кого бы ты голосовал,

и он говорит: «Ну я же не голосовал».

И ты говоришь: «Ну всё-таки,
если бы ты пришел голосовать,

за кого бы ты проголосовал?» И он такой:

«Ну я же не голосовал».

Я думаю: «Да сказал бы ему, что же…

…за кого бы ты проголосовал».

То есть, тут меня это больше как-то расстроило.

К Коржу у меня вообще никаких вопросов нет.

— А в чём разница?

По сути ни Тима Белорусских не сказал
за кого он проголосовал--

— Огромная разница:
в интонациях, в подтексте — во всём.

То есть, тут чувак говорит,
что «я переживаю, у меня за всё болит душа».

Он в клипе ее виной, по крайней мере там…

Ты видел, там вышел клип,
который они снимали в Минске?

Там есть эти всякие пасхалки,
там БЧБ флаги, всё остальное.

И Тима, который говорит:
«Мне сейчас проблемы не нужны».

Я не осуждаю.
Ни в коем случае никого не осуждаю.

Всем самим решать, как поступать.

Мы не знаем там,
в какой ситуации находится человек.

Я просто сказал, что именно на уровне
восприятия у меня возникло так.

— Я, разумеется, тоже никого не осуждаю.

Но молчание Коржа —
это разве не «мне проблемы не нужны»?

— Думаю, нет.

Потому что это человек,
который так любит Беларусь.

Это человек с такими ценностями,
который в себе столько всего несет.

Не может быть человек с такой светлой душой,
который так любит своих фанатов,

который объединяет страны.


Выступает в Украине, в России, в Беларуси —
все любят друг друга.

Который столько несет в своей душе вдруг там…

Ну не знаю.

Не могу, наверное, это всё сформулировать.

Но на каком-то более чувственном уровне,
чем на рациональном.

— (Дудь) Я слышал, что в Беларуси сейчас перед выступлением

надо показать распечатку выступления
типа завлиту или кому-то там.

— Была такая история похожая.
Может быть, поправь меня.

Я был недавно в Минске,
выступал в стендап-клубе.

Там есть один стендап-клуб.
И перед тем, как всё началось,

меня предупредили — сказали:

«Ты вообще никак не затрагивай политику.

Вообще не упоминай никого».

— Что касается распечаток…
Извини, я перебью.

— Да, расскажи.

— Что касается распечаток, я слышал,
по крайней мере, такую историю:

что, чтобы ребятам разрешили выступать,

им нужно было каждый месяц
приносить распечатанный свой текст…

… в какую-то там инстанцию,
Мингорисполком условный, да,

чтобы какой-то человек это всё утверждал.

Цензурировал и говорил «вот с этим можно».

Ну, это на самом деле не новая практика в Беларуси,

потому что я помню, что

когда в Минск впервые приехад Rammstein,

мы со Славкой были вместе на этом концерте.

— Тексты распечатывали, да?

— Хуже.

— Это было лет двенадцать назад,
давно достаточно, да.

И там был такой у нас

председатель Совета писателей Беларуси

Николай Чергинец, по-моему, его зовут

или звали, я не знаю, жив ли он еще.

Вот, и он на полном серьезе

просил, чтобы Rammstein предоставил ему переводы своих песен,

чтобы он их прочитал и

дал добро, можно ли выступать или нельзя.

Та же история была, по-моему, с Элтоном Джоном.

— Это еще не все.

Он просил, чтобы Rammstein

перед ним прогнали весь концерт.

Он будет сидеть в зале на стуле,

а Rammstein полностью весь концерт…

Прикинь, это мировой тур Rammstein.

Они по всему миру едут, заезжают в Минск,

и тут находится человек, такой:

«Передо мной прогоните весь концерт».

А они в этом концерте, на минуточку,

на огромном резиновом члене выезжают

и из этого члена пеной заливают весь танцпол.

Представь, они бы это все перед ним прогнали?

— Басист ссал на клавишника.

— И он такой: «Член — сразу минус».

— Не, ну если без реквизита прогонять, то в целом…

(Дудь)
— Прошу прощения, а Rammstein выступил в итоге?

— Да.
— И все было.

— Потрясающий концерт был.

— Как ты думаешь,
почему единственная страна, которая

поддерживает Лукашенко —

это Россия?

— Ну мне кажется, Россия не так однозначно его поддерживает.

Мне кажется, что у России много вопросов к нему.

— Но Путин же принимает его.

— Ну как? Ну ты видел все эти мемы?

Где он вот так сидит,

про собак там, про все?

Он просто приезжает и с позиции силы с ним разговаривает.

— Угу.

— Тот говорит: «Владимир Владимирович,

спасибо, что встретились, куда подъехать?

Я выезжаю».

Знаешь, вот как в России нужен же

Владимир Вольфович Жириновский?

Чтобы на его фоне быть

умным, адекватным, рассудительным?

Пока он что-то там с мальчиками купается,

например, или что-то эксцентричное делает?

Так и наверное России

интересно иметь, вот,

такой пример рядом с собой, на фоне которого

они выглядят вообще отлично.

— Ты сказал, что

не факт, что Россия не поддерживает Беларусь.

Примерно месяц назад

из Москвы выкрали белорусского журналиста.

Из «Комсомольской правды»,

который не сделал вообще ничего.

— Угу.
— Он просто

написал мнение человека, который

сказал, что программист, который был застрелен в перестрелке с КГБ,

он, в общем, никогда не был

каким-то злодеем или кем-то еще.

— Угу.
— И за это журналиста

выкрали из другого государства

и доставили в Окрестина.

— Это чудовищно.
— Ты помнишь, как отреагировала Россия?

— Нет, не помню.

— Она никак не отреагировала.

И вот это «никак не отреагировала» — это не поддержка Беларуси?

Они же по-разному реагируют в разных ситуациях.

Может быть, просто, знаешь, мне не хочется

впадать в это состояние, мне хочется

продолжать верить, что Россия имеет

сама к нему вопросы.

И что не все так однозначно.

Нельзя впадать в состояние…

Ну, знаешь, падать духом вообще нельзя.

Знаешь, думать о том, что

«и нас так могут выкрасть», еще что-то —

не надо так думать, надо как-то,

знаешь, фокусироваться на хорошем.

Не знаю, это сложно, но нужно.

(Дудь)
— Слав, а почему мы…

Почему мы снимаем уральских

пацанов, а не, там,

в Минске где-то, не в Беларуси?

— Потому что я не могу больше въехать в Беларусь, в Минск.

Ну, вернее, я могу въехать.

Один раз.

И все.

И уже там буду тогда,

где-то на этаж выше Романа Протасевича проживать.

— Мы что-то засиделись в Екатеринбурге.

Вы долго еще потом гуляли?

— Мы долго еще потом гуляли.

Я был с рюкзаком,

у меня там мой пашпарт лежит белорусский,

ноутбук, что-то еще…

И кто-то со мной сфотографироваться попросил,

и я поставил вот так рюкзак, чтобы

сфотографироваться с человеком, и

с кем-то еще сфоткался,

и все, мы уехали, и рюкзак с пашпартом, со всем, остался там.

И я утром проснулся, и мне там в директ пишут:

«Привет, это бармен этого бара, кажется, ты забыл у нас рюкзак.

Так что у нас там еще полночи каких-то приключений было.

— Ты почти потерял

паспорт, который ты не сможешь восстановить.

— Да, в котором две странички осталось.

— Екат — классный город.

— Да.
— Прекрасные люди.

— Весьма.

— А у тебя с собой паспорт?

— Пашпарт.

— У тебя правда осталось 2 страницы?
— Да, я могу показать.

Да, ну вот.

Можешь взять посмотреть его.

— О, кстати, у тебя прикольная фотка здесь.

— Ну вот, ты можешь его полистать.

У нас паспорт это одновременно и загранпаспорт.

— Вот эти две страницы?
— Да.

— И еще вот одна для выезда.

— Визу сюда не поставить.
— Уже нельзя сюда ставить визу.

— И у тебя нет шенгена

ровно потому, что если ты его поставишь,

у тебя пустой паспорт?

— Ну да.

— И при этом новый паспорт

ты получить не можешь

и, видимо, не сможешь?

— Ну, мы пытались узнать, можно ли

через доверенность,
чтобы кто-то другой за меня пришел,

потому что, если ты придешь, условно говоря,

в посольство, там, или в консульство,

то это же считается уже территорией Беларуси,

непонятно, как там они будут…

— Тебя там можно арестовывать?

— Ну, как будто бы…

Не хотелось бы, конечно, но как будто бы…

Но у меня есть вид на жительство в России.

— Что ты собираешься делать?

— Ну, пока так.

В перспективе…

Вот, всегда же есть вероятность

получения российского паспорта.

— Я слышал, что ты уже запросил

российский паспорт.

— Да, у меня идут

по этому поводу, но это…

Нужно объяснить, почему это все происходит.

— Объясни.

— Короче, я понимал, что,

как минимум, если я говорю то, что я говорю,

как минимум,

я не смогу

больше ездить в Беларусь, я понимал это.

— Ты лишаешься родины.

— Ну я понимал это, да.

Что я не смогу ездить в Беларусь, но

я тебе описал с примером со звонком ОМОНовцев,

в каком ты находишься эмоциональном состоянии.

Рационально мыслить ты не можешь.

И все, и ты это делаешь и думаешь, что

«такую цену я точно готов заплатить,

надеюсь, хотя бы здесь

в какой-то безопасности буду», но потом произошло то, что произошло.

Когда вышел мой «Спасибо, у меня все»,

где меня спросили,
были ли какие-то прикольные угрозы,

я рассказал, как мне угрожали ОМОНовцы,

и жестко пошутил в их адрес.

И после этого мне начали писать.

Не было никакой официальной информации,

но мне просто начали писать
разные люди, типа: «Слава,

кажется, на тебя в Беларуси

хотят заводить уголовное дело и добиваться твоей экстрадиции».

И первая реакция:

ты как бы просто отрицаешь это все,

думаешь, что какие-то паникеры там,

«зачем вы это пишете?»

А потом тебе пишут еще и еще, и в итоге мне написало 6–7 человек.

Потом мне там один друг-комик написал,

что ему написали, чтоб он мне передал.

И я начал узнавать,

насколько это все серьезно.

И мне ответили, что все это с��рьезно.

И что…

…если у меня есть возможность
уехать из России сейчас

куда-то, то я должен уехать.

И я…

…сел и подумал.

Я думал-думал,

и почему-то я подумал, что…

Несмотря на то, что тебе страшно в этой ситуации,

но почему-то вот я подумал,
что не хочу я никуда ехать.

Не знаю, как это объяснить.

Знаешь, какое-то вот такое состояние,

что «почему я должен куда-то ехать?»

Что я сделал, я не понимаю.

Потому что я сказал: «Не надо убивать людей»?

Не надо лишать возможности

людей голосовать? Не надо издеваться?
Не надо пытать?

Я ничего не сделал, ну то есть, я не понимаю,

почему я должен откуда-то уезжать,

потому что я просто сказал очевидные вещи для всех.

А потом, получается, прошло еще какое-то время.

Ситуация вот эта со мной начала сходить на нет.

И потом произошла ситуация с белорусской певицей Анжеликой Агурбаш.

На нее, насколько мы следили за новостями, на нее тоже —

на нее не «хотели завести», на нее прям завели уголовное дело

и начали добиваться ее

экстрадиции в Беларусь,

но так как у нее есть российский паспорт,

Россия, получается, не выдает своих граждан.

И в этот момент

я задумался о получении…

Я просто жил с видом на жительство,

и вот в этот момент я задумался о получении российского гражданства.

— Но пока ты его получаешь, тебя же могут экстрадировать?

— Ну-у…
— Не хочется сейчас ничего подсказывать, но…

— Да нет, нет.

— Ужасно не хочется находиться

в положении человека, который

про свою страну говорит:

«Слава, беги отсюда.

Мы тебе не поможем».

— Это вообще худшее, что может быть.
— Нет, этого не будет.

— На чем основано твое «оно не будет»,

если месяц назад журналиста

«Комсомольской правды»,

который не сделал ничего,

забрали, увезли в Беларусь,

и никто даже слова про это не сказал?

— Этого не будет.

Не знаю, как это объяснить, ну, то есть…

Ну зачем это России?

Зачем России комик,

который высказывается по поводу Беларуси?

Наверное,

если бы я

как-то себя вел агрессивно

по отношению к российской власти,

к чему-то призывал, вот в этом был более активен,

может быть, это было бы каким-то триггером,

но мне кажется, что им просто до меня дела нет.

— Про кикбоксера Кудина знаешь?

— Да, к сожалению, да.

— Тоже гражданин Беларуси, которого выдали.

И это тоже на твою бдительность не повлияло?

— Ну у Алексея Кудина
тоже была другая ситуация.

Они на него завели уголовное дело в Беларуси.

И он каким-то образом смог уехать.

То есть ситуация тоже отличается.

То есть, приходилось… Короче, ты должен притупить

чувство страха и начать смотреть

на разные нюансы, как они отличаются.

Потому что

нельзя просто кричать

«Страшно!» — и сразу же бежать.

Нужно как-то успокоиться и попытаться разобраться в ситуации, короче.

— Окей.

Просто есть ощущение, что ты ищешь правила в игре, где правил нет.

Надеюсь, что я ошибаюсь.

— Думаю, какие-то есть.

— Окей.

Что ты думаешь
про политическую жизнь в России?

— Непростая у вас ситуация тоже, конечно же.

У меня в концерте даже был блок про это, что я

долго шучу

про Лукашенко, там 10–15–20 минут,

а потом говорю: «У вас тоже тут, по-моему, вопросики назрели».

И зал молчит, и я после этого говорю, что

«вот так вот, да?»

«Шутишь про Лукашенко — все такие: "Обоссака!"

Шутишь про Путина — все такие:
"Слав, нам это не надо.

Тебе это не надо.

Ты чего начинаешь? Прекрасно концерт шел».

— Блин…

А так реагируют?

Ну, реагируют так, да, чаще так.

Чаще люди такие:

«О, это ж концерт! Ты чего?»

— Ты раньше говорил,

что у нас здесь, в сравнении

с Беларусью, либеральное озеро.

Это же твоя фраза?

— Да, и еще я говорил,
что мы с вами смотрим как будто

один и тот же сериал, просто вы на третьем сезоне, а мы на пятом.

И мы иногда заглядываем к вам и говорим:

«О, у вас скоро очень интересно будет!»

— По-прежнему озеро?

Или какой-то другой водоем?

— Уже какой-то другой водоем, да.

(смеется)

— Какой?

— Ты имеешь в виду что, что климатические условия изменились?

— Нет, я размеры имею в виду.
— Ручеек?

Ну ручеек течет какой-то, да, течет ручеек, конечно.

— Есть люди…
— М-гм.

— И мы с Серегами встречали их лично,

забираясь в недра нашей родины,

которые говорят, даже после того, что

произошло в Беларуси:

«А я считаю, что Лукашенко молодец».

Что ты можешь им сказать?

— Ну есть люди, которые

смотрят на белую стену и говорят, что она черная,

и ты их не можешь переубедить.

Надо просто говорить: «Я тебя понял, хорошо».

То есть, условно говоря,

споры и дебаты нужны

больше для того, чтобы убедить сомневающихся,

чем тратить свою энергию на упершихся.

Есть люди, которые отказываются что-то видеть очевидное,

и ты их не переубедишь,

только потратишь свои силы, время, энергию.

Со временем они все поймут.

Если вам, этим людям,

всего, что вы наблюдали с августа,

да даже с июня, когда начались посадки всех кандидатов в президенты и все остальное,

если вам вот этого всего было недостаточно,

ну я не знаю, как еще переубедить этих людей.

— Что ты думаешь про Светлану Тихановскую?

— Думаю, что…

…она фантастический человек просто.

Потому что, можешь себе представить?

Фактически

она же домохозяйка, да?

Она вот жена своего мужа.

Она просто женщина, которая не побоялась,

которая все это сделала, которая

не опустилась до каких-то

личных амбиций во власти, до чего-то еще.

Которая объявила, что «я хочу быть символом

борьбы, что я, там, не претендую на что-то».

Ну, уважение.

— Что ты думаешь про Марию Колесникову?

— Тоже уважение к Марии Колесниковой.

Это смелые женщины.

Видишь, какая большая роль женщин в белорусском протесте?

Вот эти женские марши,

когда силовики просто не понимали.

Они знают, как дуболомы, только два режима: «бить рукой» и «бить ногой».

И вот они видят женщин с цветами,

прекрасных, которые идут и улыбаются.

Они…

И там это двузначное IQ начинает искрить немного просто.

Они не знают, что делать.

— Помнишь свои эмоции, когда ты открывал новости о том,

какой срок получили сначала Бабарико, а потом Колесникова?

— Эмоция следующая:

ты как будто бы так много раз это видел,

что ты уже не удивлен,

но тебе все равно больно

оттого, что ты понимаешь, что эти люди не сделали вообще ничего.

Они вообще ни в чем не виноваты,

кроме того, что вот они дерзнули

выдвинуться и поучаствовать в выборах.

Ну я сейчас про Бабарико и его штаб.

— Просто это бьет даже по тем, кто не из Беларуси.

Потому что колоссальный срок

за колоссальное ничто.

Как ты собираешься… Как ты чистишь зубы?

Как ты собираешься на работу?

Ты научился отключаться от этого?

Или это влияет на твое настроение на весь день.

— Был такой пост даже на «Медузе» как-то.

Он о том, что

этот год, 2020, особенно с белорусских выборов,

вообще было очень много плохих новостей

за последний год-полтора,

очень много людей страдали,

очень много всего плохого произошло.

И там был прямо пост о том,

как правильно реагировать на такие новости.

То есть, если кто-то страдает,

и ты страдаешь из-за того, что кто-то страдает,

ты точно не делаешь этому человеку лучше.

Ты должен продолжать жить

и выполнять свои, там, обязанности,

быть каким-то человеком, делать свою работу.

Ты помогать должен только конструктивом.

Условно говоря, ты за кого-то переживаешь —

всегда есть какие-то фонды,

ты можешь отправить деньги, ты можешь поддержать информационно,

сделать еще что-то.

Но если где-то кто-то страдает,

и ты… из солидарности начинаешь страдать,

так лучше никому не становится.

Нельзя проваливаться в это.

— Твой любимый фильм «Непрощенный?»

— Да.

— Вестерн Клинта Иствуда.

Где он режиссер и актер.

— Да.

— Почему?

— Он очень сильное на меня впечатление произвел.

Я вообще начал смотреть Клинта Иствуда

и как-то открывать его для себя.

Мне нужен был новый герой, я разочаровался в Вуди Аллене.

И я начал смотреть Клинта Иствуда.

И сначала я смотрел этот период, где он актер блистательный.

С этим своим взором, с этой сигаретой,

как он смотрит из-под шляпы куда-то далеко.

А потом я его еще открыл как режиссера.

И он потрясающий режиссер,

но некоторые фильмы его мне тяжело смотреть,

потому что все-таки я… у меня вот эта идея

вселенского христианского всепрощения и принятия,

она еще у меня наверное не развита в силу моего возраста.

У меня все-таки реакция на проблемы такая:

«Надо что-то делать».

Вместо того чтобы все принять, все понять.

И вот этот фильм, «Непрощенный»…

Меня, во-первых, впечатлило, что он купил сценарий,

и ждал то ли десять, то ли пятнадцать лет,

пока он постареет до определенного возраста,

чтобы сыграть эту роль.

А во-вторых, это просто, ну, очень мужской фильм.

Как «Рембо» и вот это все,

только чуть сложнее, чуть глубже.

Считается, что он закрыл
жанр вестерна этим фильмом.

— Я посмотрел этот фильм сегодня.

Специально для интервью.

И мне там, помимо общего посыла

про неочевидность зла и добра,

а это, я так понимаю, довольно несвойственно для вестернов.

Я зацепился там еще за одну штуку.

Как мелкие некоторые детали там перекликаются с нынешним временем.

Как работают фейки.

Если ты помнишь, этот слеповатый агрессивный малолетка,

он рассказывает, что едет убивать чуваков,

которые девушку изуродовали,

отрезали уши и даже грудь.

— Да.

И этот реагирует на это, главный герой,

и это же прям один в один распятый мальчик.

— Угу.

Кейс информационный, который был, когда война на Донбассе началась.

А второе — это биограф англичанина.

— Да.

— Это же просто классический

современный пропагандист,

который работает на службе у того, кто сильнее.

И я подумал: «Вот это да».

Чуваки снимали про американскую историю,

про свой мир, а как это попадает в наши времена.

— Да ему вообще все равно, про кого писать.

«Ты победил — я про тебя пишу.

Все. Ты был лучше — сейчас мы напишем, что ты победил этого».

— Ты когда рассказывал про Клинта Иствуда,

сказал, что тебе нужен новый герой,

после того, как им перестал быть Вуди Аллен.

— Ну…

Есть исследование,

которое проводил или сын, или брат Мии Фэрроу.

Он… ну, он ужасный человек.

С творческой точки зрения он прекрасный человек,

а с личной — он дочку свою изнасиловал.

— То есть ты творческое и личное
не можешь разделять?

Есть большая дискуссия по поводу того,

— …как быть с любовью к песням Майкла Джексона…
— Я стараюсь.

— …после того, как про него что-то стало известно.

— Я стараюсь, но просто Вуди Аллен был прямо мой герой,

я все его фильмы видел практически, за исключением, может быть, двух.

Я читал какие-то книги о нем,

плюс он же был стендап-комиком.

И он очень круто выступал,

он такой весь удивительный человек,

у него такой путь,

его подход, как он фильмы снимает.

Знаешь, как он фильмы снимает?

Он готовится выпускать фильм,

и ему так, видимо, не хочется…
Ему болезненна критика

и вот эта обратная связь по фильму,

что он отдает фильм,

чтобы его, там, на фестивали отправляли, он куда-то выходил,

и тут же берется за новый фильм,

чтобы, когда ему скажут, что «твой фильм выиграл» или «не выиграл,

он говорит: «Неважно, вот я работаю над фильмом».

И поэтому он один из самых
продуктивных режиссеров,

выпускает по фильму в год,

по фильму в два года, но как-то вот меня эта история очень подкосила.

— М-м.

— А тебе не стало скучно, учитывая, что он реально стреляет каждый год?

Одно и то же, одно и то же.

— Ну, если ты фанат, тебе нравится, ты такой:

«Давай мне то же самое».

Под музычку, с этим шрифтом, пожалуйста.

— Вы знаете момент,
когда ты в очереди сидишь где-то?

Неважно где: в поликлинике, в парикмахерской. Там журналы лежат.

Ты берешь, начинаешь листать.

И я недавно листал такой журнал,

кажется он Tatler назывался.

И там какая-то девушка давала интервью, она была в поиске отношений.

И в заголовок была вынесена ее цитата.

Она звучала так:

«Я лучше восемь раз пересплю не с тем,

чем один раз пропущу того самого».

Я такой: «Ловко».

«Я не шлюха, я сыщица».

(смех)

«Я взяла не в рот, а след».

Я просто…
(зал смеется)

— Почему у тебя так много шуток про отношения?

— Потому что меня это забирало,

это прямо вся моя жизнь была.

Я… вот есть вот…

Я про себя тоже так шутил, что есть парни, которым

нравится очень сильно спать с разными девушками

и сливаться потом.

А мне вот нравилось встречаться.

Я помню, я всегда мечтал: «Скорее бы встречаться».

Помню, какие-то фильмы смотрел про отношения…

Меня просто отношения всегда забирали,

для меня это просто
какой-то целый мир был, отношения.

И я так себя в них находил и по-разному шутил.

Ну и в частности по причине,
о которой я говорил до этого.

Это когда у тебя очень краткий запас времени, небольшой,

и тебе нужно что-то написать — про отношения пишется легче.

— Просто я слышал несколько раз
следующее мнение.

Я вот выжимку сделал в пару предложений.

«Комиссаренко — это миллион шуток

про мужчин и женщин.

Это вообще ничем по юмору не отличается от "Камеди Клаба".

Только там Барвиха и лощеные артисты.

А Слава в стендап-клубах и в доску свой».

Насколько корректно или некорректно такое мнение?

— Оно наверное больше корректное даже,

несмотря на то, что оно какое-то агрессивненькое.

Но это раньше такое было,

до 2018–2019 года,

когда у меня поменялся юмор, можно сказать.

Вот в 20-м поменялся, он жестче стал,

на разные темы.

— Ты заставлял себя меняться?

— Заставлял себя меняться.

Не могу сказать, что это как-то болезненно было,

но я специально ставил себе такую цель.

То есть, не писать очередные шутки про отношения.

Которые, как правило, были смешные,

но ценность шутки не только в смешной части,

а в оригинальной мысли,
в своем каком-то личном опыте.

И часто это было что-то такое,
несколько банальненькое,

где-то избитое — просто потом смешной панч.

Поэтому, конечно…

У меня просто был такой момент,

когда я пытался ответить себе на вопрос:

«Чего я сильно хочу? Вот прямо очень сильно хочу?»

И я понял, что то, чего я хочу,

ты только сам себе можешь дать.

Это повышать как-то планочку,

уровень повышать, а ты только вот

через работу какую-то, через эксперименты это все делаешь.

В частности поэтому хотелось уйти с ТНТ,

чтобы у тебя была возможность написать,

чтобы ты несколько месяцев писал тридцать минут стендапа,

которые потом окажутся полной херней.

И что ты никого не подведешь в результате,

не нарушишь какие-то сроки, обещания.

Потому что очень часто опыт, в результате которого у тебя ничего не получается,

он, как ни странно,

оказывается полезный,

потому что когда ты пишешь в следующий раз,

у тебя есть опыт неудачи, как ничего не получилось,

и он прямо тебе помогает,

направляет тебя, то есть…

Не хочется, конечно, чтобы

негативного опыта было большинство,

но он точно очень помогает потом,
при создании чего-то.

— У тебя были долгие отношения.

— Да, шесть с половиной лет.

— Сейчас у тебя нет девушки.

— Сейчас нет.

— Ты рассказывал, что

когда после долгих отношений ты вышел в мир

знакомств и всего остального, многое изменилось.

— Да.
— Что изменилось?

— Ну просто…
— Расскажи, я тоже не знаю.

— Я просто как батя, который на вечеринку подъехал, вышел…

То есть знаешь, мне повезло еще,

что я не выгляжу на сорок.

Знаешь, то есть я за своего схожу.

Вот, но в целом…

У меня же вообще не было Тиндера никогда.

Я в нем никогда вообще не был.

Я уже был глубоко в отношениях, когда это все появлялось.

У меня… Вот, наверное можно это рассказать.

Я очень сильно надеюсь, что я никого не обижу.

Тогда я без… О, я расскажу просто не называя этого человека.

Когда только создавался стендап на ТНТ,

там был один комик в стендапе,

и он мне говорил:

«О-о-о, как я буду трахать баб.

Сейчас пойдут эфиры…

Как я буду трахать баб, вы бы знали.

Мне эти деньги,

Мне эта слава, мне вообще…
Мне только трахать баб».

И он познакомился с девушкой,

и через полгода они женились.

Вот.

— Я хотел сначала сказать: «Зачем мы палим Ваню Абрамова?»

(смеется)
— Нет, это не Ваня.

Это не Ваня, Ваня позже чуть в стендапе появился.

И у меня тоже получилось так, что я…

Э-э-э…

Вот у меня второй или третий эфир «Стендапа на ТНТ» был.

Представь, я снялся в семнадцати монологах,

и у меня был второй или третий эфир.

Какие-то шутки про белорусов,

мне написала девушка, и мы встречались шесть с половиной лет.

Вот просто меня только показали,

и я тут же в отношения,

и я встречался… Я даже не знал,

как изменилась моя ценность
на этом рынке отношений.

Потому что меня только показали, и я сразу залетел в отношения.

И все, и там уже был.

— Просто я вчера послушал эти истории от более молодых комиков

про палец в жопу и все остальное.

— Да, ребята отдыхают.

— Не, это классно, наверное,

но люди стали раскованнее.

— Очень сильно.

Я при этом даже блок писал в концерте про то,

что все настолько сексуально раскрепощенные,

что ты знакомишься с девушкой,

а она тебе говорит:

«Что ты хочешь в постели?»,

«Нравится ли тебе БДСМ?» или что-то еще.

Ты говоришь: «Мне нравится равенство.

Свобода, равенство, братство…

Давай просто…»
Почему все так недооценивают классический секс?

Обычный секс, он же потрясающий.

Просто хорошо занимаешься хорошим сексом,

не надо стегать никого, душить,

что-то там волосы на руку…

Просто хорошо занимаетесь сексом,

всем все нравится.

Вот почему-то надо обязательно душить, стегать,

что-то намотать на тебя…

— Хороший белорусский консерватизм.
— Да.

Конечно. Традиции.

— Идрак, обожаю Идрака.

Я, мне кажется, начал заниматься стендапом только потому, что мне какой-то чувак сказал:

«Там прикольное видео».

Я вообще не знал о стендапе. И там был Идрак.

— С его монологом про…
— «Как Идрак?»

— «Как Идрак», да, и все, я офигел.

Я в целом нашел стендап,

потому что я вбивал в Ютубе «Идрак Мирзализаде».

И выпадал какой-нибудь Идрак где-нибудь.

И я узнал о стендап-клубе, потом о стендапе.

И захотел заниматься, просто посматривая на него.

— Ты смотрел интервью Гарика Мартиросяна Ире Шихман?

— Да, да, смотрел.

— Че думаешь?

— Ну, я испытал очень много эмоций по этому поводу.

Я испытал, наверное знаешь что?

Потому что не стоит забывать, что передача «Прожекторперисхилтон» —

это было лучшее вообще, что было на телевидении.

Это было просто невероятно.

Мало того, что это было просто потрясающе смешно,

ты еще не мог понять, кто из них троих круче:

Светлаков, Ургант или Мартиросян.

Потому что они просто сияли по очереди, это было очень смешно.

И параллельно туда еще
приходили голливудские звезды,

ты их там просто видел,

вообще впервые ты их видел
на российском телевидении,

это сносило крышу.

И конечно, с учетом того,

когда ты знаешь, сколько Мартиросян написал

всего на свете.

Он писал все номера в Comedy Club,

сколько он КВНа написал,

всего на свете — и потом вдруг вот

ты смотришь интервью, где человек говорит, что он ни о чем не в курсе,

ничего не знает и не разделяет, там…

ну, это расстраивает.

Это где-то…

…заставляет грустить, что вот так происходит.

Ладно он бы ничего не сделал,

и потом бы такое говорил,

но этот человек просто… один из самых значительных

людей вообще в истории

российского юмора,

он столько сделал всего.

Сколько он в КВНе делал!

Какие-то караоке,

«красивым детям пять рублей»,

столько номеров невероятных,

это экспериментальный юмор в Comedy Club,

где они там с Харламом…

«З-с-с…»

Вот это все показывали там.

Ну и потом ты понимаешь, что человек как будто оторвался от реальности.

— Ты не боишься, что у тебя так будет?

— В стендапе так тяжелее.

Стендап тебя заземляет постоянно.

Ты можешь быть в своем мирке такой весь распрекрасный,

но ты выходишь перед незнакомыми зрителями,

которые, в целом, пусть тебя и любят,

но они все равно ждут,
что ты докажешь свой уровень.

То есть вот как ты сказал про рэперов,

что они должны перезагружаться, актуализироваться,

чтобы продолжать.

— Я сказал, что им приходится.

— Да.

И вот в стендапе тоже.

То есть, условно говоря,
если ты чуть-чуть отлетишь,

то ты сразу станешь менее смешной
и менее интересный,

ты увидишь это.

То есть, по сути,
пока ты практикующий стендап-комик,

это позволяет тебе находиться в реальности.

— Ты же общаешься с Идраком.

— Да.
— Как у него дела?

— Э-э-э, ну неплохо.

Неплохо, он не падает духом.

— Где он сейчас?

— Наверное лучше не говорить.

Он, если посчитает нужным, сам скажет.

— Он не в России и не в Беларуси.

И кажется, не в Украине.

— Что он делает?

— Там, где он находится, есть творческие ребята,

которые тоже занимаются творчеством,

выпускают скетчи, какие-то шоу.

И я так понял, что он объединился

и занимается с ними каким-то коллективным совместным творчеством.

— Сколько сейчас стоит твой концерт?

— У меня тоже такая ситуация произошла,

что я раньше выступал за гонорар.

То есть, допустим, мне кто-то писал:

«Слава, приезжай в Сыктывкар! Сколько стоит твой гонорар?»

А потом мы начали развиваться, и

у меня появился хороший концертный директор,

девушка, которая классно во всем разбирается,

и я просто зарабатываю с продажи билетов.

То есть мы куда-то едем, продаем билеты,

такая-то сумма.

Я с нее плачу гонорар комику,

который со мной гастролирует, Андрей Колмачевский.

Получает директор свои деньги,

все расходы на рекламу, на аренду,
и это все остается.

Но я так успел совсем чуть-чуть поездить,

потому что вот опять…

— Сколько приносит крупный российский город?

— Можешь получить 400 тысяч за концерт.

Можешь даже больше.

— В Москве больше?

— В Москве да, больше.

Но это вот совсем недавно все произошло.

— А раньше какой был гонорар?

— 200–180.

— Ты говорил, что ты измеряешь заработанное

не абсолютными цифрами,

а тем, сколько месяцев ты можешь не работать.

— Да, эта мысль меня привела в восторг.

Не то, что я себе куплю, а я такой: «Я год могу ничего не делать».

— Сколько у тебя сейчас на счету?

Сколько ты можешь не работать?

— Сейчас?
— Да.

— Сейчас скажу… Так…

Ну может года три могу не работать.

— Года три?
— Да.

Я ж бережливый.

Ты не знаешь, что ли?

Я покупал вот…

У меня идет из самых дорогих покупок

куртка, потом квартира.

У меня между курткой и квартирой ничего нет.

Поэтому я и купил квартиру.

Когда другие комики из ТНТ куртку.

Потому что я не тратил деньги, знаешь,

на бизнес-классы,

на отпуск какой-то, на шмотки,

которые, там, срывали крышу.

Я такой: «Складываем в чемоданчик».

И плюс еще Дима Романов
мне же очень сильно помог.

Он ко мне подошел в начале,

а в Беларуси все хранят деньги только в долларах.

Никакого доверия вообще…

— Это же национальная валюта.

— Да-да-да.

— Там все снимают, я слышал, зарплату, и сразу же…

— Сразу покупают доллары,

потому что этот белорусский рубль, он там

в космос улетает вообще, этот курс.

И я приехал в Россию

и тоже по привычке покупал сначала доллары,

а потом как-то я смотрю на всех россиян,

и все такие все говорят в рублях,

суммы в рублях, все в рублях.

Я подумал: «Наверное, рубль такая крепкая валюта.

Надо тоже в рублях».

И потом ко мне подходит Дима Романов и говорит:

«Вот нам перевели деньги за концерты, ты купил доллары?»

Я говорю: «Нет, не купил».

Он говорит: «Слав, я как бы не лезу,

но ты бы покупал доллары».

Я говорю: «Да почему?»

Он говорит: «А ты помнишь хоть раз вообще в истории случай,

чтобы доллар подешевел очень сильно?»

Я говорю: «Нет».

Он говорит: «И я не помню».

И я начал покупать доллары.

И я покупал доллары все время,

по сорок, по сорок один,

по сорок два, по сорок три.

И когда я покупал квартиру в Москве,

курс считали по 70,5.

То есть у меня какая-то часть денег просто умножилась на 1,8–2.

То есть очень сильно повезло еще.

— Дима Романов на новоселье присутствовал?

— Присутствовал, да.

— Ты купил квартиру себе или родителям?

— И себе, и родителям.
— М-м.

— Ну родители продали квартиру в Минске,

там получилась какая-то сумма.

И я добавил.

— Но живешь ты не в своей квартире?

— Сейчас тоже в своей.

— Ты купил квартиру на Арбате?

— Да.

— Это же…
— Я очень мало тратил.

Я прямо понимал, понимаешь?

— На Арбате?!

— Между Арбатами.

— Слав, я очень рад за тебя.

— Спасибо.

Спасибо. Стендап — новый рэп.

(смеются)

— У тебя же есть продюсерские амбиции?

— Вот смотри: продюсерские амбиции…

Очень тяжело слово «амбиции» сюда добавить.

Потому что амбиции — это когда ты хочешь что-то для себя.

А продюсирование — это наоборот,

как будто бы ты что-то хочешь сделать для других.

То есть, я впервые
где-то полтора года назад это испытал,

когда я участвовал в одном шоу,

и мне понравилось уйти на второй план

и быть незаметным, и наслаждаться, как все проходит хорошо,

вместо того, чтобы привычно кричать: «А я, а я,

смотрите, как я шучу, смотрите, какой я интересный».

И вот тут я начал задумываться о том,

что интересно, знаешь, налаживать какие-то процессы,

смотреть, как что-то происходит,

наблюдать за этим вместо того, чтоб лезть в каждую дырку

и показывать себя в каждую камеру.

— Что это за шоу?

— «Вечер 3х3».

— А-а.

— Он не вышел, этот выпуск.

— А в двух других ты вел себя по-другому?

— В первом выпуске я просто сидел и надеялся,

что я ничего не порчу.

Второй и третий выпуск неплохо были сняты,

но вот они не вышли.

Адиль их не выпустил.

— То, что мы наблюдали, пока снимали.

Ты помогаешь чувакам из Еката.

— Вопрос, кто кому помогает.

Они мне помогают ничуть не меньше.

Везде win-win просто.

Ты помогаешь им, они помогают тебе — все классно.

— Ты помогаешь белорусскому стендапу.

Ну просто как фронтмен,

как тягач.

— Ну вот просто я на афише есть, да.

Больше людей придет.

— Как ты сотрудничаешь
с каналом «Львы на джипе?»

— Я дружу с ними, я дружу…

— Если кто-то не в курсе, это канал, который развивает украинский стендап.

— И украинские шоу, в том числе.

У них есть все эти шоу: DZK, «Подкаты»,

у них было очень успешное шоу,

подкасты они делают.

Они, вот, флагманы украинского Ютуба.

Я дружу с Андреем Лузаном,

это потрясающий чувак и очень мощный продюсер,

он прямо мотор этого всего,

генератор идей, человек просто…

Я с ним общался, смотрел на него и думал:

«Как можно быть настолько любопытным?»

Ему все интересно!

Ему интересно все: и декорации, и камера!

«А ты видел, тут в камеру добавили такую штуку?»,

«А тут штативы видел? Они вот так…»

И он настолько любопытный,

я понял, насколько важно любопытство.

Даже оно иногда важнее, чем какой-то интеллект

или природные данные, способности.

Вот это любопытство…

Как еще есть этот подкастер, комментатор UFC, Джо Роган,

который настолько любопытный!

Вот он своей пытливостью,

вот они вообще не заржавели, они вот…

И Коля Зырянов, классный комик,

с которым я познакомился еще когда был в «Открытом микрофоне» типа наставником.

Они мне сняли «Спасибо, у меня всё» в Киеве, вот который…

— А ты им, насколько я слышал, помогаешь

докручивать шутки, форматы…

— Не то, чтобы…

У нас с Лузаном была такая договоренность.

Мы просто созваниваемся,

и я ему рассказываю все, что я узнал,

все, чему я научился,

все, что я считаю полезным.

Я рассказываю, как снимать стендап,

что надо снимать два шоу одинаковых,
в одной одежде,

чтоб у вас была возможность монтировать.

Рассказываю, как делать, как со зрителями…

А он мне садится и так же рассказывает,

с продюсерской точки зрения, как он работает с рекламодателями, как это…

И мы просто вот так вот друг на друга кучу информации вылили.

Вопросы задали, обменялись и пошли дальше.

— Может ли все это привести к тому,
что через пять лет

ты будешь новым Славой Дусмухаметовым?

— О нет, это вряд ли.

— Почему?

— Ну, потому что Слава, он прям прирожденный продюсер.

Он, знаешь, продюсер,

который вот он здесь,

а продюсер, который на втором месте, от него очень сильно отстает.

Потому что Слава, все-таки…

Ну, знаешь, обычно продюсеры все такие,

общаются с тобой очень сильно свысока,

очень часто они не понимают,

они не компетентны в том, в чем выставляют себя экспертами.

Когда я только пришел работать к Славе,

я вообще в восторге был.

Он мог зайти, а я лежу на столе, например.

Знаешь, мне просто нравилось, что

ему вообще было все равно.

Он говорил: «Делайте на работе что хотите.

Приходите, во сколько хотите.

Уходите, во сколько хотите.

В любом состоянии здесь пребывайте.

Вот есть сроки, есть задачи.

Если все задачи к срокам выполнены,

у меня нет к вам вопросов».

Я думал: «Боже, это так невероятно!

Это так современно!

Это так… не душнилово вот это все».

Когда я на ТНТ работал сценаристом
несколько месяцев,

когда меня главный редактор спросил,

почему я опоздал на 15 минут,

я не мог понять, он что, серьезно меня спрашивает, почему?

Мы же творцы!

Мы же тут сейчас будем писать!

У нас же мысли тут в космос уходят!

И ты спрашиваешь, почему я опоздал.

— Слушай, ну, все так,

но я при этом бывал на встречах —

я сейчас никого не выдам —

когда Слава Дусмухаметов входил в кабинет,

и люди вставали.

— Ну да.

А посмотри на всех остальных продюсеров.

Условно говоря, там, например…

— Константин Эрнст.

— Ну да, или кто на СТС там продюсер.

— Муругов.
— Вячеслав Муругов.

По-моему, Вячеслав Дусмухаметов, мне не хочется никого обидеть,

но на фоне вот таких продюсеров

он очень выгодно отличается

просто какой-то невероятной современностью,

умением смотреть прямо в суть вещей.

Я уже много, очень много с ним общался,

и у меня были моменты… Вот меня позвали в шоу «Импровизация» гостем сняться,

и ребята что-то делают.

А мне очень нравится вот этот их микромир, «Импровизации».

Потому что они какие-то дружные,

какой-то кот Леопольд оживший.

Я за ними наблюдаю.

И вот они на сцене стоят играют новый формат.

И Слава ничего не говорит,

он просто подходит и смотрит минут пять в монитор,

а потом он берет рацию и говорит:

«Шастун, сделай так, а ты сделай так».

И они такие: «Нет, Слав».

Он такой: «Сделаете так».

И они начинают делать, и они такие:

«О, ни фига! Получается!»

И он такой: «Да, получается».

Он подошел, что-то настроил,

все заработало, он отошел.

То есть знаешь, вот, это…

Я не видел это в других продюсерах.

Обычно продюсерам ты приносишь что-то написанное,

и они тебе редактируют.

Слава приходил, мне говорил:

«Про что пишешь?»

Я говорю: «Про это».

Он садился, со мной писал стендап.

Дописывал мне какие-то шутки.

Я такого не видел никогда у других продюсеров.

Поэтому это меня впечатляло.

— Я слышал это много раз про Славу,

все эти подтверждения его мощи.

И неловко, что мы говорим об этом без Вячеслава Дусмухаметова,

но Вячеслав Дусмухаметов знает, что он один из тех гостей,

о которых мы мечтаем сильнее всего,

поэтому, Слава… Ты знаешь мой номер.

Я задам этот вопрос тебе

как человеку, который у него вырос.

Как настолько крутой продюсер

смог сделать шоу «Игра»,

которое, ну, по сути,

реставрация очень несовременной игры КВН

и которая от него ну вообще ничем не отличается?

— Мне кажется, что…

Вот ты же не играл в КВН, да, никогда?

— В школе один раз.

— Ну вот. А я в КВН играл мало.

И даже несмотря на то, что я играл мало,

видел то, что там внутри происходит.

Когда были золотые годы КВНа,

КВН и Александр Васильевич Масляков —

это был царь и бог.

От его слова зависело все.

От поездки в Сочи зависело все.

В какую лигу тебя возьмут,

как дальше сложится твоя судьба.

Харламов пошел без спроса снялся где-то на MTV —

его выгнали из КВНа, ну то есть там…

— Ну, это просто царь и бог.
— Ну, сектантство.

— Ну, не то чтобы сектантство,

просто абсолютная власть над всем русскоязычным юмором

была у КВНа.

И вот как есть там

в Англии, или в Шотландии, в Эдинбурге, вот этот фестиваль Fringe,

или есть в Монреале фестиваль комедии.

И вот этим фестивалем был Сочи,

когда ты просто приезжал, садился в этот зал,

и вот там сотни этих команд,

которые привозили, там,
из России, Беларуси, Казахстана,

Украины — из всех стран привозили какой-то там свой юмор,

и ты смотрел, и это было единственное место, где этот юмор рождался, появлялся.

Рвал шаблоны, где-то он был избитый,

пошлый — и вот потом

из этого КВНа

начали вырастать личности, которые

стали больше, чем этот КВН.

Они сделали Comedy, потом Comedy Club Production, все эти шоу.

Ну и, видимо, это просто продолжение вот этого всего,

что люди, которые когда-то…

Чья судьба зависела от одного слова Александра Васильевича,

в какой-то момент, вот сейчас они показывают,

что они могут вообще все.

— Ну то есть это какой-то ДНК,

просто непонятный нам,

потому что мы не находились в этом мире?

— Наверное.

Я вот тоже, ну, просто со своей позиции,

я же только предполагаю.

(Дудь)
— Что дальше будет, пацаны?

— Дальше?

Все будет хорошо.

(смешки)

Не знаю, мне кажется, что

еще несколько лет ничего не будет.

— Ты помнишь, что было в гримерке «Белорусского стендапа»,

когда я спросил, что будет дальше?

— Да.

— Ты помнишь эту тишину?

— Да, я помню.

— Что будет дальше?

— Я более оптимистично настроен.

Э-э-э… все это закончится.

Не знаю, насколько скоро,

но это все противоестественно,

то, что происходит.

Это как будто бы противоречит самой жизни —

то, что происходит.

И если кто-то говорит,

что белорусский протест загнулся или не принес результата,

это совершенно не так, потому что он очень много…

…показал людям.

Все увидели, что происходит в Беларуси.

Все увидели,

кто добро, а кто зло.

Все увидели вот этих людей,

которые разуваются, чтобы встать на лавочку.

И людей, которые забивают их в асфальт.

И…

…все это не пройдет бесследно.

Если сейчас люди в Беларуси не выходят на акции

или не высказываются, то это делается

только лишь потому,
что ты не хочешь себя подставлять.

И ты ищешь более гибкие варианты.

Ну, знаешь, ты ищешь альтернативу какую-то этому всему.

Но точно все было не зря,

и точно, я думаю, таймер вот этого режима и вот этого всего запущен.

— Каково это: жить, когда знаешь,

что в родную и любимую страну вернуться нельзя?

— Я вернусь в нее.

Попозже.

— Слушай, ну ты очень оптимистичный чувак.

— Да.

— Это прям… придает сил.

— Да все там оптимистичны.

Ну… грустно, но…

Белорусы такие, меланхоличные,
но оптимистичные.

— Ты ощущаешь, что тебя очень любит публика?

— Нет.

— Твой подкаст с Чебатковым,

и там пара очень заплюсованных комментариев.

Как будто просто квинтэссенция любви к тебе.

— М-гм.

— Первый.

«Наконец-то, сладкий пирожок

у сладкого пирожка, чык-чырык».

А второй:

«Слава как матка комиков.

Он всем помогал, его так любят.

Так мило».

— Ну, это, видишь, спасибо Ютубу

за то, что там такие люди добрые.

Это раз.

А во-вторых, как будто бы произошел уже…

сменился тренд с хейта

на вот эту любовь и принятие.

И аудитория Ютуба же очень добрая и принимающая.

И люди как будто бы доросли до того, что

«чего нам там кого-то хейтить,

мы пойдем посмотрим того, кто нам нравится».

И по сути, Ютуб, он более деликатный,

чем телевизор.

Потому что телевизор ты включаешь, и он вторгается в твою жизнь.

А Ютуб предлагает тебе самому выбрать то,

что ты сам включаешь.

Получается, контент более по адресу доставляется.

И поэтому вот, находятся люди, которым это нравится.

— Ты не испытываешь какого-то прессинга

или гиперответственности из-за того, что вот,

тебя воспринимают как такого умницу…

…и сладкий пирожок?

— Ну они же угорают с этого.

Они же понимают, что это не только так.

Мы в подкасте с Даней Поперечным много про драки говорили,

про что-то еще, они такие: «Ничего себе!»

— Слушай, ты там в этих драках как Клинт Иствуд был,

во всех этих историях.

Пришел и раздавал тем, кто буллил слабых.

— Ну это так совпало, что это такая история.

Ну в концерте у меня есть шутки, в которых я, там…

Короче, я понимаю, о чем ты говоришь,

на ТНТ у меня был вот этот образ:

«Здравствуйте, ребята!
У меня тут девушка такое учудила,

сейчас вам буду рассказывать!»

Какой-то, знаешь, плоский, картонный,

приторно-положительный, где-то даже немножко до тошноты…

…положительный — это как мы написали

с Димой Невзоровым, моим напарником, сериал,

принесли его на ТНТ Дулерайну, он говорит:

«Написано просто идеально, очень смешно.

Жаль, от ваших героев блевать хочется, какие они положительные».

Знаешь, как в герое должно быть и положительное, и отрицательное?

Как Уолтер Уайт, который мет варит и семью до безумия любит?

Поэтому я и следил за тем, чтобы, знаешь…

Я вспыльчивым бываю, раздражительным.

Какие-то минусы свои добавлять в материал,

не пытаться сгладить углы,

не пытаться быть этим человеком, который

везде молодец, «Здравствуйте, ребята!»,

«Спасибо! До свидания!»

Ты думаешь: «Блядь, самые
опасные люди — вот такие».

Особенно, если они еще скажут: «Я никогда не пью.

Я лишь хочу наслаждаться каждой секундой трезвой жизни».

И ты думаешь: «Вот это очень опасно».

— А есть такие.

— Есть такие. Я не осуждаю таких людей,

я просто говорю, что

когда человек такой, как Кен с Барби, знаешь?
Вот такой.

Конечно, ты думаешь: «Что-то там неладно».

— Мы подтверждаем.

Люди, пережившие Екатеринбург

вместе с Вячеславом Комиссаренко,

мы подтверждаем:

он пьет.

Мы, к сожалению, тоже.

— Давайте, ребят.

— Ура!
— Ура!

— Блиц!

Я спрашиваю коротко, ты отвечаешь необязательно коротко.

— Драники или крамбамбуля?

— Драники.

— Самое невероятное знакомство
за последний год?

— Блин, я отвечу, что первое на ум приходит, ладно?

Может быть, не буду сильно оригинален, но вот

Макс Морозов и Даша Морозова,

несмотря на то, что я их знал до этого,

произвели на меня, наверное, самое сильное впечатление.

— Макс Морозов — это чувак, который придумал «Что было дальше?»

— Да, и это продюсер стендап-концертов

вместе с Дашей Морозовой

и своей командой, там крутейшая команда ребят,

они сделали Ване Абрамову,
Ване Усовичу еще концерты.

И вот мы вместе над моим работали, они меня

просто поразили,

потому что они на какой-то новый уровень это все вывели.

— Самый смешной человек,
говорящий на русском языке?

— Я могу тебе сказать топ комиков своих, например.
— Да.

— Тогда, если ты не против, топ-5 я скажу.

Топ-5 моих комиков: Щербаков,

Ваня Усович,

Артур Чапарян,

Андрей Бебуришвили,

Идрак Мирзализаде

и обязательно Витя Комаров еще.

Обязательно Витя Комаров, очень крутой комик.

Если вы придете на концерт Вити Комарова,

вы офигеете вообще, какой он профессионал.

А если не явных комиков,

ну не самых очевидных,

очень смешных:

Игорь Тарлецкий,

Леша Шамутило

и Самвел Гиновян,

у него на Outside Stand-Up вышел концерт,

и я просто умирал там вообще от смеха.

— В чем феномен Моргенштерна?

— В том, что он какой-то невероятно искренний

и непосредственный,
он просто такой: «Ну вот так! А че?»

И вот он просто обезоруживает
вот этим своим напором,

потому что он очень органичный вот в этом.

И ты не можешь продолжать
его как-то не воспринимать,

потому что ты такой: «Да нормальный парень! Все четко, классно. А че?»

С чем-то согласен, с чем-то нет.

— В чем феномен Макса Коржа?

— В том, что он очень душевный человек.

И если даже послушать тексты его песен,

вот у него песня последняя вышла, «Не твой».

«Грусть, я не твой сегодня», — ну одна из последних песен.

И вот он там поет, как я понял, что они с пацанами в Таиланде отдыхали.

И вот он вернул вот это чувство.

Он говорит, чувство, с которым он был рожден.

И «самое главное — когда я вернусь, не спрятать его снова под грудь».

То есть, он все проживает.

Он все пропускает через себя.

И поэтому его какие-то шероховатости в текстах,

в чем-то еще — они так всегда простительны,

так незаметно проходят,

потому что он настолько душевный человек со своей философией,

и вот он… Ну, знаешь, вот он

так много всего хорошего делает — вот если

у какой-то компании есть миссия,

то если Макс Корж — это компания,

то у него шикарная миссия: он страны объединяет,

людей делает счастливыми, эти автобусы, которые за ним следуют.

— Разучиться шутить

или пожать руку Лукашенко?

— Разучиться шутить.

— Сколько тебе было в 1994 году?

— Девять.

— Сколько тебе будет, когда в Беларуси будет новый президент?

— 37.

— И финальное: в чем сила?

— Вот, получается,
мы говорили уже о новом поколении,

которое идет,
и мне очень нравится их философия.

И новое поколение в белорусских протестах тоже же очень

большую роль сыграло.

Потому что мое поколение — оно привыкло

на какое-то действие отвечать не насилием,

но тоже каким-то действием.

А они отвечали каким-то принятием,

буддистской какой-то философией.

Тем, что они на это не отвечали, они

оттеняли и, наоборот, подчеркивали этот весь ужас,

который происходит, поэтому, мне кажется, сила,

она в принятии, в любви.

В ощущении того, что ты делаешь правильно.

И в том, что ты веришь в то, что ты делаешь.

А все вот эти вот моменты,

противоестественные какие-то, болезненные,

они сами по себе тупиковые
и они не имеют будущего.

Поэтому сила в том, что ты просто любишь

жизнь, любишь себя, своих близких,

любимое дело, веришь в это все.

И веришь в то, что ты поступаешь правильно.

— Конкурс!

Что будет призом?

— Приз будет такой:

тому, кто победит,

я сниму этого человека у себя в шоу.

Но, условно говоря, странно приглашать в подкаст

просто того, кто победил, и разговаривать два часа,

но, например, в «Спасибо, у меня всё»

точно можно вызвать человека на сцену,

он позадает вопросы, пообщаться с ним,

там 5–7, сколько минут получится.

Если человек не из Москвы, я оплачу дорогу, оплачу гостиницу.

Если из Москвы — такси, на «комфорт+» можно рассчитывать.

— А можно и в подкаст.

Ты знаешь, сколько у меня вопросов в директе Инстаграма

«Юра, сделай интервью с обычным человеком».

— Думаешь, так лучше?

— Нет, давай если вдруг…

Я сейчас предлагаю, ты решай: если нет, то нет.

И так классный подарок,

подарок супер, но если вдруг этот человек

представитель какой-то
классной профессии, не знаю,

акушер-гинеколог,

человек, который работает на каком-то сложном производстве,

человек, который — одна из самых
опасных профессий,

если верить, опять-таки, директу моего Инстаграма, —

охотник за гребешками.

Серег, ты, по-моему, говорил,

что там, кажется, что-то с давлением связано…

Да-да-да.

Если вдруг человек интересный для подкаста,

может быть и подкаст.

— Давай.

— Супер.

Слава Комиссаренко — один из тех, кто сделал

«Чык-чырыка» очень популярным.

Он превратил его в полноценный хитовый мем.

И все узнали об этом народном прозвище.

Расскажите о своем прозвище,

наиболее веселом,

и при этом показательном.

Желательно то, которое было у вас,

но можно и то, которое вы дали кому-то из своих друзей, знакомых.

И обязательно объяснив, почему.

Наиболее интересный, веселый, неожиданный вариант

заслужит этот обалденный подарок от Славы Комиссаренко.

Слава, спасибо тебе большое.

— Спасибо, Юр.

(заключительная заставка)