[Текст песни «Облако В Штанах»]

Вашу мысль
Мечтающую на размягченном мозгу
Как выжиревший лакей на засаленной кушетке
Буду дразнить об окровавленный сердца лоскут:
Досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий

У меня в душе ни одного седого волоса
И старческой нежности нет в ней!
Мир огромив мощью голоса
Иду — красивый
Двадцатидвухлетний

Нежные!
Вы любовь на скрипки ложите
Любовь на литавры ложит грубый
А себя, как я, вывернуть не можете
Чтобы были одни сплошные губы!

Приходите учиться —
Из гостиной батистовая
Чинная чиновница ангельской лиги

И которая губы спокойно перелистывает
Как кухарка страницы поваренной книги
Хотите —
Буду от мяса бешеный
— и, как небо, меняя тона —
Хотите —
Буду безукоризненно нежный
Не мужчина, а — облако в штанах!

Не верю, что есть цветочная Ницца!
Мною опять славословятся
Мужчины, залежанные, как больница
И женщины, истрепанные, как пословица


1

Вы думаете, это бредит малярия?

Это было
Было в Одессе

«Приду в четыре», — сказала Мария
Восемь
Девять
Десять

Вот и вечер
В ночную жуть
Ушел от окон
Хмурый
Декабрый
В дряхлую спину хохочут и ржут
Канделябры

Меня сейчас узнать не могли бы:
Жилистая громадина
Стонет
Корчится
Что может хотеться этакой глыбе?
А глыбе многое хочется!

Ведь для себя не важно
И то, что бронзовый
И то, что сердце — холодной железкою
Ночью хочется звон свой
Спрятать в мягкое
В женское

И вот
Громадный
Горблюсь в окне
Плавлю лбом стекло окошечное
Будет любовь или нет?
Какая —
Большая или крошечная?
Откуда большая у тела такого:
Должно быть, маленький
Смирный любёночек
Она шарахается автомобильных гудков
Любит звоночки коночек
Еще и еще
Уткнувшись дождю
Лицом в его лицо рябое
Жду
Обрызганный громом городского прибоя

Полночь, с ножом мечась
Догнала
Зарезала, —
Вон его!

Упал двенадцатый час
Как с плахи голова казненного

В стеклах дождинки серые
Свылись
Гримасу громадили
Как будто воют химеры
Собора Парижской Богоматери

Проклятая!
Что же, и этого не хватит?
Скоро криком издерется рот
Слышу:
Тихо
Как больной с кровати
Спрыгнул нерв
И вот, —
Сначала прошелся
Едва-едва
Потом забегал
Взволнованный
Четкий
Теперь и он и новые два
Мечутся отчаянной чечеткой

Рухнула штукатурка в нижнем этаже

Нервы —
Большие
Маленькие
Многие! —
Скачут бешеные
И уже
У нервов подкашиваются ноги!

А ночь по комнате тинится и тинится, —
Из тины не вытянуться отяжелевшему глазу

Двери вдруг заляскали
Будто у гостиницы
Не попадает зуб на зуб

Вошла ты
Резкая, как «нате!»
Муча перчатки замш
Сказала:
«Знаете —
Я выхожу замуж»

Что ж, выходите
Ничего
Покреплюсь
Видите — спокоен как!
Как пульс
Покойника

Помните?
Вы говорили:
«Джек Лондон
Деньги
Любовь
Страсть», —
А я одно видел:
Вы — Джоконда
Которую надо украсть!

И украли

Опять влюбленный выйду в игры
Огнем озаряя бровей загиб
Что же!
И в доме, который выгорел
Иногда живут бездомные бродяги!

Дразните?
«Меньше, чем у нищего копеек
У вас изумрудов безумий»
Помните!
Погибла Помпея
Когда раздразнили Везувий!

Эй!
Господа!
Любители
Святотатств
Преступлений
Боен, —
А самое страшное
Видели —
Лицо мое
Когда
Я
Абсолютно спокоен?

И чувствую —
«я»
Для меня мало
Кто-то из меня вырывается упрямо

Allo!
Кто говорит?
Мама?
Мама!
Ваш сын прекрасно болен!
Мама!
У него пожар сердца
Скажите сестрам, Люде и Оле, —
Ему уже некуда деться
Каждое слово
Даже шутка
Которые изрыгает обгорающим ртом он
Выбрасывается, как голая проститутка
Из горящего публичного дома

Люди нюхают —
Запахло жареным!
Нагнали каких-то
Блестящие!
В касках!
Нельзя сапожища!
Скажите пожарным:
На сердце горящее лезут в ласках
Я сам
Глаза наслезнённые бочками выкачу
Дайте о ребра опереться
Выскочу! Выскочу! Выскочу! Выскочу!
Рухнули
Не выскочишь из сердца!

На лице обгорающем
Из трещины губ
Обугленный поцелуишко броситься вырос

Мама!
Петь не могу
У церковки сердца занимается клирос!

Обгорелые фигурки слов и чисел
Из черепа
Как дети из горящего здания
Так страх
Схватиться за небо
Высил
Горящие руки «Лузитании»

Трясущимся людям
В квартирное тихо
Стоглазое зарево рвется с пристани
Крик последний, —
Ты хоть
О том, что горю, в столетия выстони!


2

Славьте меня!
Я великим не чета
Я над всем, что сделано
Ставлю «nihil»

Никогда
Ничего не хочу читать
Книги?
Что книги!

Я раньше думал —
Книги делаются так:
Пришел поэт
Легко разжал уста
И сразу запел вдохновенный простак —
Пожалуйста!
А оказывается —
Прежде чем начнет петься
Долго ходят, размозолев от брожения
И тихо барахтается в тине сердца
Глупая вобла воображения
Пока выкипячивают, рифмами пиликая
Из любвей и соловьев какое-то варево
Улица корчится безъязыкая —
Ей нечем кричать и разговаривать

Городов вавилонские башни
Возгордясь, возносим снова
А бог
Города на пашни
Рушит
Мешая слово

Улица муку молча пёрла
Крик торчком стоял из глотки
Топорщились, застрявшие поперек горла
Пухлые taxi и костлявые пролетки
Грудь испешеходили
Чахотки площе

Город дорогу мраком запер

И когда —
Все-таки! —
Выхаркнула давку на площадь
Спихнув наступившую на горло паперть
Думалось:
В хорах архангелова хорала
Бог, ограбленный, идет карать!

А улица присела и заорала:
«Идемте жрать!»

Гримируют городу Круппы и Круппики
Грозящих бровей морщь
А во рту
Умерших слов разлагаются трупики
Только два живут, жирея —
«сволочь»
И еще какое-то
Кажется, «борщ»

Поэты
Размокшие в плаче и всхлипе
Бросились от улицы, ероша космы:
«Как двумя такими выпеть
И барышню
И любовь
И цветочек под росами?»

А за поэтами —
Уличные тыщи:
Студенты
Проститутки
Подрядчики

Господа!
Остановитесь!
Вы не нищие
Вы не смеете просить подачки!

Нам, здоровенным
С шагом саженьим
Надо не слушать, а рвать их —
Их
Присосавшихся бесплатным приложением
К каждой двуспальной кровати!

Их ли смиренно просить:
«Помоги мне!»
Молить о гимне
Об оратории!
Мы сами творцы в горящем гимне —
Шуме фабрики и лаборатории

Что мне до Фауста
Феерией ракет
Скользящего с Мефистофелем в небесном паркете!
Я знаю —
Гвоздь у меня в сапоге
Кошмарней, чем фантазия у Гете!

Я
Златоустейший
Чье каждое слово
Душу новородит
Именинит тело
Говорю вам:
Мельчайшая пылинка живого
Ценнее всего, что я сделаю и сделал!

Слушайте!
Проповедует
Мечась и стеня
Сегодняшнего дня крикогубый Заратустра!
Мы
С лицом, как заспанная простыня
С губами, обвисшими, как люстра
Мы
Каторжане города-лепрозория
Где золото и грязь изъязвили проказу, —
Мы чище венецианского лазорья
Морями и солнцами омытого сразу!

Плевать, что нет
У Гомеров и Овидиев
Людей, как мы
От копоти в оспе
Я знаю —
Солнце померкло б, увидев
Наших душ золотые россыпи!

Жилы и мускулы — молитв верней
Нам ли вымаливать милостей времени!
Мы —
Каждый —
Держим в своей пятерне
Миров приводные ремни!

Это взвело на Голгофы аудиторий
Петрограда, Москвы, Одессы, Киева
И не было ни одного
Который
Не кричал бы:
«Распни
Распни его!»
Но мне —
Люди
И те, что обидели —
Вы мне всего дороже и ближе

Видели
Как собака бьющую руку лижет?!

Я
Обсмеянный у сегодняшнего племени
Как длинный
Скабрезный анекдот
Вижу идущего через горы времени
Которого не видит никто

Где глаз людей обрывается куцый
Главой голодных орд
В терновом венце революций
Грядет шестнадцатый год

А я у вас — его предтеча;
Я — где боль, везде;
На каждой капле слёзовой течи
Распял себя на кресте
Уже ничего простить нельзя
Я выжег души, где нежность растили
Это труднее, чем взять
Тысячу тысяч Бастилий!

И когда
Приход его
Мятежом оглашая
Выйдете к спасителю —
Вам я
Душу вытащу
Растопчу
Чтоб большая! —
И окровавленную дам, как знамя


3

Ах, зачем это
Откуда это
В светлое весело
Грязных кулачищ замах!

Пришла
И голову отчаянием занавесила
Мысль о сумасшедших домах

И —
Как в гибель дредноута
От душащих спазм
Бросаются в разинутый люк —
Сквозь свой
До крика разодранный глаз
Лез, обезумев, Бурлюк
Почти окровавив исслезенные веки
Вылез
Встал
Пошел
И с нежностью, неожиданной в жирном человеке
Взял и сказал:
«Хорошо!»

Хорошо, когда в желтую кофту
Душа от осмотров укутана!
Хорошо
Когда брошенный в зубы эшафоту
Крикнуть:
«Пейте какао Ван-Гутена!»

И эту секунду
Бенгальскую
Громкую
Я ни на что б не выменял
Я ни на…

А из сигарного дыма
Ликерною рюмкой
Вытягивалось пропитое лицо Северянина

Как вы смеете называться поэтом
И, серенький, чирикать, как перепел!
Сегодня
Надо
Кастетом
Кроиться миру в черепе!

Вы
Обеспокоенные мыслью одной —
«изящно пляшу ли», —
Смотрите, как развлекаюсь
Я —
Площадной
Сутенер и карточный шулер

От вас
Которые влюбленностью мокли
От которых
В столетия слеза лилась
Уйду я
Солнце моноклем
Вставлю в широко растопыренный глаз

Невероятно себя нарядив
Пойду по земле
Чтоб нравился и жегся
А впереди
На цепочке Наполеона поведу, как мопса
Вся земля поляжет женщиной
Заерзает мясами, хотя отдаться;
Вещи оживут —
Губы вещины
Засюсюкают:
«цаца, цаца, цаца!»

Вдруг
И тучи
И облачное прочее
Подняло на небе невероятную качку
Как будто расходятся белые рабочие
Небу объявив озлобленную стачку

Гром из-за тучи, зверея, вылез
Громадные ноздри задорно высморкая
И небье лицо секунду кривилось
Суровой гримасой железного Бисмарка

И кто-то
Запутавшись в облачных путах
Вытянул руки к кафе —
И будто по-женски
И нежный как будто
И будто бы пушки лафет

Вы думаете —
Это солнце нежненько
Треплет по щечке кафе?
Это опять расстрелять мятежников
Грядет генерал Галифе!

Выньте, гулящие, руки из брюк —
Берите камень, нож или бомбу
А если у которого нету рук —
Пришел чтоб и бился лбом бы!

Идите, голодненькие
Потненькие
Покорненькие
Закисшие в блохастом грязненьке!

Идите!
Понедельники и вторники
Окрасим кровью в праздники!
Пускай земле под ножами припомнится
Кого хотела опошлить!

Земле
Обжиревшей, как любовница
Которую вылюбил Ротшильд!

Чтоб флаги трепались в горячке пальбы
Как у каждого порядочного праздника —
Выше вздымайте, фонарные столбы
Окровавленные туши лабазников

Изругивался
Вымаливался
Резал
Лез за кем-то
Вгрызаться в бока

На небе, красный, как марсельеза
Вздрагивал, околевая, закат

Уже сумашествие

Ничего не будет

Ночь придет
Перекусит
И съест

Видите —
Небо опять иудит
Пригоршнью обгрызанных предательством звезд?
Пришла
Пирует Мамаем
Задом на город насев
Эту ночь глазами не проломаем
Черную, как Азеф!

Ежусь, зашвырнувшись в трактирные углы
Вином обливаю душу и скатерть
И вижу:
В углу — глаза круглы, —
Глазами в сердце въелась богоматерь

Чего одаривать по шаблону намалеванному
Сиянием трактирную ораву!
Видишь — опять
Голгофнику оплеванному
Предпочитают Варавву?

Может быть, нарочно я
В человечьем месиве
Лицом никого не новей
Я
Может быть
Самый красивый
Из всех твоих сыновей

Дай им
Заплесневшим в радости
Скорой смерти времени
Чтоб стали дети, должные подрасти
Мальчики — отцы
Девочки — забеременели

И новым рожденным дай обрасти
Пытливой сединой волхвов
И придут они —
И будут детей крестить
Именами моих стихов

Я, воспевающий машину и Англию
Может быть, просто
В самом обыкновенном Евангелии
Тринадцатый апостол

И когда мой голос
Похабно ухает —
От часа к часу
Целые сутки
Может быть, Иисус Христос нюхает
Моей души незабудки


4

Мария! Мария! Мария!
Пусти, Мария!
Я не могу на улицах!
Не хочешь?
Ждешь
Как щеки провалятся ямкою
Попробованный всеми
Пресный
Я приду
И беззубо прошамкаю
Что сегодня я
«удивительно честный»

Мария
Видишь —
Я уже начал сутулиться

В улицах
Люди жир продырявят в четырехэтажных зобах
Высунут глазки
Потертые в сорокгодовой таске, —
Перехихикиваться
Что у меня в зубах
— опять! —
Черствая булка вчерашней ласки

Дождь обрыдал тротуары
Лужами сжатый жулик
Мокрый, лижет улиц забитый булыжником труп
А на седых ресницах —
Да! —
На ресницах морозных сосулек
Слезы из глаз —
Да! —
Из опущенных глаз водосточных труб

Всех пешеходов морда дождя обсосала
А в экипажах лощился за жирным атлетом атлет;
Лопались люди
Проевшись насквозь
И сочилось сквозь трещины сало
Мутной рекой с экипажей стекала
Вместе с иссосанной булкой
Жевотина старых котлет

Мария!
Как в зажиревшее ухо втиснуть им тихое слово?
Птица
Побирается песней
Поет
Голодна и звонка
А я человек, Мария
Простой
Выхарканный чахоточной ночью в грязную руку Пресни

Мария, хочешь такого?
Пусти, Мария!
Судорогой пальцев зажму я железное горло звонка!

Мария!

Звереют улиц выгоны
На шее ссадиной пальцы давки

Открой!

Больно!

Видишь — натыканы
В глаза из дамских шляп булавки!

Пустила

Детка!
Не бойся
Что у меня на шее воловьей
Потноживотые женщины мокрой горою сидят, —
Это сквозь жизнь я тащу
Миллионы огромных чистых любовей
И миллион миллионов маленьких грязных любят
Не бойся
Что снова
В измены ненастье
Прильну я к тысячам хорошеньких лиц, —
«любящие Маяковского!»—
Да ведь это ж династия
На сердце сумасшедшего восшедших цариц

Мария, ближе!

В раздетом бесстыдстве
В боящейся дрожи ли
Но дай твоих губ неисцветшую прелесть:
Я с сердцем ни разу до мая не дожили
А в прожитой жизни
Лишь сотый апрель есть

Мария!
Поэт сонеты поет Тиане
А я —
Весь из мяса
Человек весь —
Тело твое просто прошу
Как просят христиане —
«хлеб наш насущный
Даждь нам днесь»

Мария — дай!

Мария!
Имя твое я боюсь забыть
Как поэт боится забыть
Какое-то
В муках ночей рожденное слово
Величием равное богу

Тело твое
Я буду беречь и любить
Как солдат
Обрубленный войною
Ненужный
Ничей
Бережет свою единственную ногу

Мария —
Не хочешь?
Не хочешь!

Ха!

Значит — опять
Темно и понуро
Сердце возьму
Слезами окапав
Нести
Как собака
Которая в конуру
Несет
Перееханную поездом лапу

Кровью сердце дорогу радую
Липнет цветами у пыли кителя
Тысячу раз опляшет Иродиадой
Солнце землю —
Голову Крестителя

И когда мое количество лет
Выпляшет до конца —
Миллионом кровинок устелется след
К дому моего отца

Вылезу
Грязный (от ночевок в канавах)
Стану бок о бок
Наклонюсь
И скажу ему на ухо:

— Послушайте, господин бог!
Как вам не скушно
В облачный кисель
Ежедневно обмакивать раздобревшие глаза?
Давайте — знаете —
Устроимте карусель
На дереве изучения добра и зла!

Вездесущий, ты будешь в каждом шкапу
И вина такие расставим по столу
Чтоб захотелось пройтись в ки-ка-пу
Хмурому Петру Апостолу
А в рае опять поселим Евочек:
Прикажи, —
Сегодня ночью ж
Со всех бульваров красивейших девочек
Я натащу тебе

Хочешь?

Не хочешь?

Мотаешь головою, кудластый?
Супишь седую бровь?
Ты думаешь —
Этот
За тобою, крыластый
Знает, что такое любовь?

Я тоже ангел, я был им —
Сахарным барашком выглядывал в глаз
Но больше не хочу дарить кобылам
Из сервской муки изваянных ваз
Всемогущий, ты выдумал пару рук
Сделал
Что у каждого есть голова, —
Отчего ты не выдумал
Чтоб было без мук
Целовать, целовать, целовать?!

Я думал — ты всесильный божище
А ты недоучка, крохотный божик
Видишь, я нагибаюсь
Из-за голенища
Достаю сапожный ножик
Крыластые прохвосты!
Жмитесь в раю!
Ерошьте перышки в испуганной тряске!
Я тебя, пропахшего ладаном, раскрою
Отсюда до Аляски!

Пустите!

Меня не остановите
Вру я
В праве ли
Но я не могу быть спокойней
Смотрите —
Звезды опять обезглавили
И небо окровавили бойней!

Эй, вы!
Небо!
Снимите шляпу!
Я иду!

Глухо

Вселенная спит
Положив на лапу
С клещами звезд огромное ухо